Игорь Геннадьевич Славин (). Игорь геннадьевич славин Игорь геннадьевич славин афганская война

29.11.2023 -

Обитель страданий,.. ты к ней привыкаешь,
И кажется, люди живут так всегда,
И словно, подросток, бредёшь и не знаешь,
Когда будет счастье, и будет ль когда...

А жизнь всё суровей и бьёт тебя жёстче,
И ты равнодушней встречаешь удар,
И смотришь на мир и спокойней, и проще,
А годы летят, исчезая, как пар...

Замечательная книга).
Очень человечная). К сожалению, человечности сейчас очень не хватает.
Теперь я поняла логику дедовщины в военных условиях. Ведь в обществе доминирует миф о том, что в "боевом братстве" дедовщина невозможна.
Возмущает отношение командиров, возмущает голод! Ну неужели невозможно доставить продукты?

Впрочем я читала книгу В.Примоста "Штабная сука", а также воспоминания об СА Кочергина , воспоминание Пучкова
Там и голод(!). Голод в 70-80 года, потому что еду разворовали! Люди дрались за еду. И пытки, сексуальное насилие, землячества, убийства! Убитых списывали как умерших от болезни или несчастного случая! Обычно такой беспредел творился в некоторых частях Забайкальского края, Дальнего Востока, Азии. Т.е. вдали от проверок. Естественно все это возможно только при поддержке командиров и прокуратуры.
Поэтому я не удивляюсь офицерам в Афганистане. Многие и на родине привыкли относиться к солдатам как к бессловесным рабам, и на родине скрывали голод и смерти. А уж в Афганистане скрыть преступления легче легкого.
Несмотря на книги и воспоминания очевидцев, в массовом сознании есть стереотип, что беспредел в армии начался в 90-е годы). А до этого все было нормально.
Тысячи людей пострадали, тысячи видели преступления, но... как-то стараются не распространяться, а если и рассказывают, то им не верят.
Никаких извинений от политиков, никакого возмещения ущерба, никакой моральной поддержки. Нет даже признания проблемы.
Беспредел в армии в 90-е годы слава богу никто не отрицает))). Потому что наступила гласность.

Я благодарна вам за книгу.
Она существует в печатном варианте?

Наше правительство, предало народ Афганистана. Мы пришли туда по приглашения законного правительства. С которыми были подписанны договоры о взаимопощи. Пришли не завоёвывать, не убивать и грабить. Пришли помочь навести порядок в стране. В стране где резали головы, убивали. У нас с ней общая граница. Обязанность каждой страны обеспечивать порядок, и защищать границы. Из афгана шёл поток наркотиков, от которых каждый день погибли тысячи подростков в нашей стране. Мы там строили больницы, дома, школы, дороги. Мы не воевали с народом, мы воевали с террористами, с такими, с какими мы сегодня воюем в Сирии. которых поддерживали и вооружали с десяток стран. И мы задачу свою бы выполнили. как выполнили её в Сирии. Где сейчас возвращается мирная жизнь. Афганистан мы предали. Когда мы вывели войска, правительство Афганистана просил у нас, дать им хотя бы оружие и боеприпасы. Дать им топливо. И оно бы продержалась и без нас. Но мы и этого не дали. Сегодня, как пришли американцы, поток наркотиков в нашу страну вырос в 40 раз. Сколько людей гибнет от него. А афганцы, кто помнит русских солдат, говорят, что если бы знали что придут американцы, никогда в жизни не стали бы воевать с русскими. Они уважали русских солдат. За честь, за отвагу. Как то один афганский командир сказал, русские, придите ещё раз к нам, и захватите нас. Мы вас встретим с хлебом и солью.

З50 -й полк это " полтинник" ? Там ты служил? Это говорит о многом. Слухов о полку слышал я не мало. Слухов разных. Из них ни одного лестного. Особо плохо отзывались о вас ребята из Баграма. В частности из 345-го, Старого Фергагского полка..
Встречаю я ваших ребят сейчас,в госпиталях, почему-то попадаются трусливые подлецы. И слухам начинаю верить всё больше и больше.
Да, служил я осень 82-84 г. 201-я Гатчинска мотострелковая дивизия.
Все написанное выражает мое личное мнение. И ни коим образом я не порочу 350-й полк.

Афганская война. Правда от солдата ВДВ

«…Нужно быть не просто глупым, нужно быть наглым, чтобы отрицать то, что было…»

Данное произведение является художественным и литературным, и автор и сайт на котором оно опубликовано, не несут ответственности за содержание текста и содержание представленных в нём других авторских материалов и ссылок, не несут ответственности и не предоставляют никаких гарантий в связи с публикацией фактов, данных, результатов и другой информации. Любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

«…Когда погонят наших солдат на очередную войну за счастье богатства и власть чужого нам государства и народа и с очередной войны будут возвращаться калеки и инвалиды.возможно и ваши родственники.вы наверняка поймете смысл этого послания.А сейчас у наших молодых парней будущих солдат есть возможность прочитать и возможно понять что их ждет в случае нового вооруженного конфликта за пределами нашей Родины…»

Артур Яковенко, пулемётчик пятой роты, 350 полка ВДВ, 103 дивизии ВДВ (годы службы в Афганистане 1982-1984)

«НИКТО КРОМЕ НАС»

Правда Афгана глазами солдата ВДВ
Постоянно дописывается и обновляется.
Описываемые события, замечания, ремарки и рассуждения относятся, в основном, к событиям 1982 – 1984 годов.
Дополнения и обновления вставляются кусками по всему тексту, а не только в самый конец

Об этом произведении очень хорошо сказал Ветеран Афганской войны Андрей Лихошерсный: «…Тут та правда, что живет в каждом из нас, и о которой мы боимся признаться даже самому себе…». Эти слова пусть и будут эпиграфом к данному произведению.

«НИКТО КРОМЕ НАС»

«…Тут та правда, что живет в каждом из нас, и о которой мы боимся признаться даже самому себе…»
Андрей Лихошерсный

ГЛАВА ПЕРВАЯ: «ДЕСАНТУРА»

«Никто кроме Нас». Это девиз ВДВ.

Никто кроме нас не мог и не может выполнить многие военные задачи.

Никто кроме нас не сможет рассказать всю правду.
Настоящую правду о нашей жизни и службе, о наших боях, победах, ошибках и о наших преступлениях на Афганской войне.
Реальную правду, а не патриотические сказки и хвастливые байки подвыпивших или «слишком» забывчивых «героев»: маршалов, генералов, солдат и офицеров.

Мне несказанно повезло послужить в Афганистане, в Пятой роте второго батальона 350 полка ВДВ 103 Воздушно – Десантной Дивизии.
Героическая рота, героический батальон, легендарный полк, не менее легендарной и героической дивизии.

И это не просто слова. 103 - тья дивизия ВДВ контролировала столицу Афганистана Кабул, Кабульский аэродром (главный аэродром Афганистана) и все подступы к аэродрому и Кабулу.
350 - ый полк ВДВ входил в состав этой дивизии и был её самым боевым полком. Штаб 103 дивизии и штаб 350 полка отделяли всего несколько сот метров. 103 дивизия, по сути, являлась сердцем контингента Советских войск в Афганистане. 350 - ый полк ВДВ был в свою очередь сердцем 103 дивизии и, к тому же практически не вылазил из боёв.

Я хлебнул очень высокой чести, которую, по моим меркам, до сих пор ещё не оправдал и далеко не полностью заслужил.

Быть хотя бы один день в бою курком 350 полка ВДВ на Афганской войне – пусть даже не самым выдающимся и героическим, но именно курком – это почётно для любого настоящего мужчины. Выше этого звания для меня уже никогда ничего не будет, как не будет награды, выше, чем выкрашенная зелёной краской железная эмблема Воздушно – десантных войск с петлицы моего линялого военного ХэБчика.

Вместе с этой честью и почётом я хлебнул через край и боль издевательств, и несправедливость обид, и горечь равнодушия, и никогда неутихаемое горе утраты своих друзей по роте, которые были во многом неоспоримо выше и чище меня.

Справедливости ради, стоит особо отметить, что наибольшими Героями Афганской войны нужно и можно считать именно тех, кто абсолютно всю службу в Афгане проходил именно в Курках и с курками, в боевых ротах, и все полтора, а то и два с лишним года лазил по горам и нёс все тяготы и лишения службы между боевыми в горах, именно в этих курковых, сапёрных, миномётных, АГСных, связистных и других, ходящих в горы (именно в горы, а не просто на боевые выходы) ротах.

Я, к сожалению, такой тяжёлой полуторагодовой солдатской службой похвастаться не имею права. Я тоже конечно много воевал и неоднократно ходил на боевые в горы и был курком, но в середине моей службы были также более лёгкие месяцы службы, чем у обычного фронтового солдата курка. Поэтому, я навсегда чувствую перед ними свою вину, за то, что они вынесли на своих плечах гораздо больше, чем я.
Пока я был в расположении полка, они воевали, закрывая мою спокойную жизнь своими телами и жизнями.
Внутри полков и частей всегда было неоспоримо безопасней. Поэтому я считаю несправедливым, когда не ходившие воевать в горы, а просидевшие в частях и в полках, в безопасности солдаты, прапорщики, офицеры и генералы, которые в лучшем случае только доезжали до подножия гор и потом ждали на броне эти боевые роты, бьют себя в грудь и говорят, что они тоже боевые фронтовики.
Курки – это и есть настоящие воины.

Простите меня, пацаны, за то, что я не был таким стойким как Вы.

Прощение я прошу не у офицеров, прощение я прошу у тех очень немногих солдат курков 350 полка, которые от начала и до самого конца, героической и нелёгкой службы, более честно, чем я, тянули свою солдатскую лямку и в полку и в горах, выполняя свои труды и обязанности сами, не перекладывая их на плечи солдат младшего призыва, и которые не превратились в подонков, издевающихся над своими сослуживцами, и избивающих своих сослуживцев, которые не запачкали свои руки и сердца в предательствах, отклонениях от боевых, в трусости, в воровстве и в неуставщине.
Таких солдат было очень немного, но они были и только перед ними я и хочу попросить прощение. Например, таким был пулемётчик моей пятой роты Артур Яковенко.

Простите меня, Пацаны. Прости меня, Артур Яковенко.

Мы, молодыми солдатами, после учебок, приходили в Афганистан и все вокруг, от сержанта, до генерала, от командира отделения, до командира дивизии, внушали нам, что остальные солдаты, годки и дембеля, прослужившие в Афганистане, пусть даже на полгода, больше чем мы – однозначно правильные и непогрешимые герои.
Мы, «не нюхавшие пороха», так и смотрели, свои первые полгода войны на них, как на героев. Мы воспринимали их, как героев, которые несут истину, и которых, надо однозначно слушаться во всём, и которые всегда и везде правы.
Это и сбивало с толку. Нас эти «герои» оскорбляли, били, унижали, над нами они измывались и издевались, а мы считали, что мы сами и виноваты. Они же – герои, а мы салабоны глупые, ещё не хлебнувшие гор и боёв недоумки, мешающие им, «настоящим героям», правильно Родину защищать.
При этом ещё и абсолютная невозможность, куда - либо от всего этого бардака и скотства Афганской войны, деться, как в Союзе. Это там, можно и убежать из части, и сквозануть, и сачкануть, и в самоволку, и письмо маме с папой накатать, чтобы приехали, плюшками покормили и пожалели, и забрали из части денька на три - четыре.
И это в Союзе молодым солдатам сразу понятно, что все эти издевательства от дурости тех, кто издевается, а не от нужности этих издевательств. В Афганистане, в отличие от Союза, понять сучьность (именно сучность, от слова «сука») таких «героев» война нам шанса не давала.

В Афганистане ты был всегда и везде именно и только с подразделением. Ни к кому никто не приезжал и никто никуда отлучиться не мог.

Любая отлучка без разрешения, любое самовольное исчезновение от палаток или модулей подразделения дальше, чем на 10 метров, командирами рассматривалась через призму военного и фронтового времени, как дезертирство, с соответствующими страшными последствиями.

В Афганистане нас сбивала с толку война и сказки старослужащих солдат, прапорщиков и офицеров об их героических подвигах в предыдущих боях. Мы - то эти подвиги, якобы совершённые до нас, проверить и подвергнуть сомнению не могли. А офицеры и дембеля упирали на эти подвиги.
Офицеры так и говорили: пусть старослужащие молодых солдат учат, как могут, они, эти старослужащие, через такое прошли боевое горнило, что нам, молодым солдатам, и не снилось.
Ну а остальное уже наше салажное воображение дорисовывало и приукрашивало. Офицерам так очень было удобно.
Старослужащие годки и дембеля учили нас именно по своему. Без особой оглядки на устав, закон, человеческое достоинство и справедливость. Учили так, что молодые солдаты от их неуставного обучения вешались, стрелялись, становились инвалидами, сбегали к духам в плен или убивали своих старослужащих садистов и упырей «учителей».

К войне и к жизни в суровом фронтовом коллективе, я был, к моему удивлению, и как оказалось, абсолютно неприспособлен. Это меня очень сильно добивало, в прямом смысле этого слова.
При этом я был далеко не из «ботанов», успел до армии окончить речное училище, в котором тоже было некое подобие жёсткого дембелизма, между старшими и младшими курсантами. Успел поработать в Союзе, на сухогрузах целую навигацию, и даже несколько последних месяцев навигации, был боцманом на судне с коллективом в двадцать человек взрослых мужиков от 18 лет и гораздо старше.
Но, если в училище я считался человеком, и был хоть как то защищён Советским законом, а на гражданском флоте меня уже уважали как грамотного специалиста и помогали достойно вливаться в суровый флотский коллектив, то в Афганистане, в роте я сразу стал бесправный «аллё, воин», лишённый любой защиты, любой возможности справедливости и любого правосудия.
Попытка дать отпор дембелям, ник чему не привела.
В первый же вечер знакомства с ротой и своим будущим дембелем замкомвзвода (его звали Сопаж или Сапаж, фамилия Суленбаев или Сауленбаев, точно уже не помню) я получил от него по морде, за то, что, по его мнению, не шибко грамотно руководил разгрузкой кроватей с автомашины (рота прибыла с охраны складов ГСМ, где была почти 2 месяца). Я ответил тоже ударом в морду замкомвзводу, и был тут же избит другими дембелями с применением подручных средств, в виде кроватных железных спинок. Солдаты моего молодого призыва за меня не вступились. И мне и им сразу и наглядно показали, кто в роте хозяева. После этого, чтобы замести следы побоев, мне предложили биться до крови с одним из молодых солдат моего призыва Лёхой Мрачковским (или Марачковский, точно уже не помню). Всё это делалось под эгидой «стучать западло».
Нас уже с учебки приучали, что жаловаться офицерам, что тебя избили дембеля – это в ВДВ считается западло.
Офицеры к этому времени свалили в свой офицерский модуль, а прапорщик «К. В.» предпочёл не вмешиваться. Переглянулись мы с Лёхой, и начали драться, на потеху дембелям. А никуда не денешься. Закон стаи. Только драка определяет уровень уважения. Потом, конечно, мы с Лёхой обсудили, что все дембеля скоты, но такова была жизнь молодого солдата. Бились мы с ним потом ещё несколько раз, дембеля утверждали, что только так можно стать настоящим бойцом десантником. Это конечно был полный маразм и скотство, но не будешь биться, будешь бит дембелями с ещё большей жестокостью, типа «за трусость». В конце концов, избить друг друга или быть избитым дембелями было лучше, чем сесть в дисбат, за то, что ударил сержанта замкомвзвода.
Потом и я стал замкомвзвода, правда удержался на этом посту недолго, был разжалован лично командиром дивизии (об этом есть подробно далее в книге).
Лёха под дембель, тоже стал замкомвзводом, в части даже поставили плакат с его портретом. Мы с ним так и остались в хороших приятельских отношениях до самой отправки домой, и часто вспоминали наши молодые годы и драки до крови на потеху дембелям.

Почему молодые солдаты не давали отпор дембелям? Вся дедовщина шла от наших сержантов замкомвзводов (заместитель командира взвода), которые были старше нас по званию и которые пользовались непререкаемым офицерским покровительством. ЗамКомВзвода часто создавали для себя костяк и группы из таких – же безнаказанных садистов уродов годков, дембелей и иногда даже молодых солдат (правда крайне редко привлекались молодые солдаты и только отъявленные упыри), которые творили в роте что хотели, с молчаливого согласия офицеров и прапорщиков роты.
Офицерам и прапорщикам роты это было выгодно, так как они с помощью этих садистов могли подолгу отсутствовать в роте (отдыхая в своём офицерском модуле от забот службы) и могли руководить через них ротой.
Офицеры и прапорщики могли так гораздо легче поддерживать дисциплину в роте, основанную на страхе, голоде, унижениях, издевательствах и побоях. Командирам так было удобнее. Учитывая, что все замкомвзвода были старше нас по званию, мы не могли дать им физического или морального отпора, они сразу вспоминали про то, что этот отпор закончится для нас однозначно трибуналом и сроком.
Жаловаться офицерам и прапорам было бесполезно, они не выносили сор из избы и покрывали дембелей по полной.
Если бы в роте всплыли случаи избиений, издевательств, голодомора или дедовщины, то офицерам и прапорам зарубили бы и звания и награды. Причём чем дальше бы уходила информация о неуставняке, воровстве, побоях и издевательстве, тем шире бы становился круг наказанных, вплоть до командира 103 Дивизии.
Так, что, ожидать справедливость и заступничества молодому солдату моего призыва было неоткуда. Никому было невыгодно признавать, что полк и дивизия полностью разложены.
Причём разложены настолько, что даже элиту, разведку, вынуждены были расформировать и восстанавливать с нуля, настолько даже это подразделение стало неуправляемо и криминализировано. Что уж там было говорить о простых батальонных ротах.
Предательство, торговля водкой, оружием и наркоторговля (наркотики отправляли в СССР в солдатских гробах) процветали даже в штабе наше 103 дивизии.
Где тут ждать справедливости для солдатика. Любая справедливость сразу тянула за собой проверки и комиссии из Москвы, а они предателям и ворам были не нужны.

Вот и стрелялись, вешались, травились молодые солдатики, либо терпели, либо убивали своих мучителей и шли на зону, или убегали к душманам.

В нашей роте, например, командир взвода лейтенант «Ш. В.» такие жалобы рассматривал только как стукачество.
Командиру роты капитану «Т.» было попросту по хрен, он сам мог приказать солдата верёвкой к другому солдату привязать, чтобы считать их было легче.
Взводный лейтенант «С.» просто сам боялся дембелей и взводного «Ш. В.». «Ш. В.» избивал взводного «С.» и гнобил, да так, что, тот, бедолага, предпочитал спать в солдатской палатке взвода, а не в офицерском модуле.
Взводный лейтенант «Х.» был всегда сам по себе и в ротные проблемы никогда не влезал.
Прапорщик «К. В.» был полностью зависим от офицеров, и вставать на сторону солдат ему не было никакого смысла, хотя он был для солдат более свой, чем офицеры роты и в роте бывал чаще, чем офицеры. К тому же он зависел своими награждениями напрямую от командира роты и замполита роты.
Замполит роты «О. П.» не хотел портить отношение с «Ш. В.», так как если бы стал заступаться за солдатский молодняк, «Ш. В.» бы и его загнобил, как загнобил взводного «С».
«Ш. В.» был физически очень сильный. «О. П.» был слабоват физически и разгружался в боевой экипировке до минимума, так как в полной экипировке дох в горах. Даже свой офицерский бушлат «О. П.» заставлял носить молодых солдат. Мины и ленты АГС и мешки с патронами «О. П.» тоже не таскал. Прикрывал он свою слабость «заботой» о молодых солдатах. Типа, если он, замполит, кого – то из молодых солдат заставит тащить в горах, на боевых, его личное замполитное имущество, то дембеля на этого молодого солдата меньше нагрузят.
Всё это было голимое враньё. Дембеля своё имущество таскали сами или втихушку оставляли часть боевого снаряжения на броне (в основном оставляли лишние мешки с патронами). Но основная часть дембелей честно и упорно всё тащили в горы сами. Молодые солдаты, даже самые хитрые, оставить своё снаряжение на броне не могли, за это их били и чморили нещадно. Благо, основная часть молодых солдат, всё - таки пёрла всё нагруженное на них в горы, а те, кто и был слабоват, за полгода становились более выносливыми.
Вот такая и была у офицеров и прапорщиков круговая порука, каждый из них зависел своими слабостями от других.
Жаловаться выше ротных командиров, перепрыгивая их головы, тоже смысла не имело, офицеры, сами сразу объявляли такого солдата стукачом, со всеми вытекающими последствиями службы такого солдата уже как потенциального смертника и трупа. Такой «прыгающий» солдат стукач дожить до дембеля шансов просто не имел.
Я, по молодости службы, однажды попытался открыть глаза командиру 103 дивизии генералу Слюсарю на бардак в его дивизии и что? Был немедленно разжалован, объявлен стукачом, и никто и не стал разбираться с бардаком. Так ведь не на ухо шептал, не называл фамилий, не бегал в штаб на личную аудиенцию. Я ведь открыто обо всём рассказал, в присутствии сослуживцев и офицеров. Назвал вещи своими именами, но ни одной фамилии, ни одного имени не сказал. Ни на кого лично не пожаловался. Лишь сказал, что в нашей 103 дивизии ВДВ процветает мародёрство, преступления, воровство, наркомания и жуткие издевательства над молодыми солдатами. Какой же я стукач? Я за армию родную радел. Хотел, как в кино, видеть наставничество и дружбу между фронтовиками. Хотел порядочных офицеров. Война ведь. Родина ведь в опасности.
Да плевать этот генерал, командир 103 дивизии ВДВ «А. С.» хотел и на Родину и на подчинённых. И знал он всё не хуже меня, а то и в сто крат лучше. Только его эта вся мерзопакостность очень устраивала. Он в ней как щука в мутной воде себя чувствовал и менять ничего не хотел.
А я, наивный, тогда поверил в Героя Советского Союза, «боевого генерала», командира 103 дивизии ВДВ «А. С.».
Впрочем, ниже, в этой книге и в комментариях к ней, об этом эпизоде написано очень подробно, читайте внимательно.
Да я и сам был частью этого скотства. По молодухе был жертвой, по дембелю не раз был скотом.
Но я - то был обычный необразованный солдатик, залетевший в армию по причине разгильдяйской гражданской жизни и нежелания повышать свой уровень образования. У офицеров был пятилетний опыт службы в высших Училищах!!! Они, офицеры, были обязаны пресекать этот дембелизм и круговую поруку в корне и зародыше, не жалея своего живота. Иначе, зачем они пошли в Офицеры? Для карьеры? По глупости?
В общем, беседовать можно долго и бесконечно.
Как офицеры, наши ротные командиры своих обязанностей в Афгане не выполняли, и как отцы командиры они не состоялись. И это факт.
И я как образцовый советский солдат в Афгане не состоялся – это тоже факт.

У офицеров роты, в Афгане, я тоже в первый год службы любимчиках не ходил, но мне повезло, на втором году службы я сумел всё же подняться, и сумел стать сильнее.

Но обо мне особый разговор, я на втором году службы выпадал из общей ротной обоймы, у меня появилась своя «крыша» из штаба полка, и мне даже ротные офицеры помехой бы не стали. Правда эта «крыша» о своей роли «крыши» даже не догадывалась, так как за заступничеством я к ней никогда не обращался и в жизни бы не обратился, надеялся я всегда только на себя.
Да и моя так называемая «крыша» стукачей не жаловала и скорее всего на мою жалобу пнула бы меня от себя сапогом подальше. Но в роте о том, что «крыша» была мне совсем даже не «крышей» не догадывались, и поэтому меня лишний раз старались не задевать и не доставать, и меня это вполне устраивало. Пусть офицеры думают, что задевать меня чревато, лишь бы не мешали мне дожить до дембеля.

Хотя, на втором году службы, я уже и с офицерами своей пятой роты, очень даже ужился. Я, практически стал таким – же удобным для офицеров «сказочным» дембелем, как и многие остальные. С меня даже можно было получить для роты определённую помощь, с учётом моего положения и связей. Я мог узнать заранее, когда и где будут следующие боевые, помочь получить без очереди сухпайки и помочь роте в некоторых других нужных бытовых вопросах жизни.

Самая главная истина солдатского Афгана заключается в том, что мы, ветераны боевых действий, прошедшие Афганскую войну, до сих пор считаем самым лучшим солдатом того, кто был физически сильнее, чем кто – то ещё, и кто к тому же «правильно» жил по «понятиям» дембельского неуставняка.

А настоящий герой это, на самом деле, как раз совсем другой солдат и офицер.

Настоящий Герой – это тот, кто смог внутри всей этой афганской грязи, порока, мерзости и лжи, прежде всего, остаться нормальным и хорошим человеком для себя и для окружающих его людей.
Настоящий Герой – это тот, кто мог пожертвовать собой, своей жизнью, своими благами, своими орденами и своей карьерой, ради любых других людей, не взирая на их поступки, и полезности для себя лично.

Пусть он, этот Герой был слабее, пусть не всегда чистый и отутюженный ходил, пусть ремень у него не на яйцах висел, пусть какарда не гнутая, пусть он сам свой котелок мыл, пусть он никого не бил и не унижал, ни кого не посылал в столовую за едой, и никого не заставлял обслуживать себя, и работать за себя. Пусть у него никогда не было толстой подшивки на воротнике, пусть его одежда не была ушитой, пусть он был без орденов и медалей.

Но настоящим героем был и оставался человеком, который просто любил других людей. Который, проявляя и излучая эту любовь, спасал, рискуя своей жизнью, как других людей так и сволочей всех мастей, от смерти, не взирая на любые их поступки, только потому, что они носили одну с ним форму, форму советского солдата.

Таким, каким был простой парень, пулемётчик 5 роты 350 полка ВДВ Артур Яковенко. И Яковенко был не одним, такие парни были в пятой роте. Они и были лучшие и они, и есть Герои.

Наверное, это и правильно, что настоящий Герой не нуждался в поддержке своего имиджа с помощью «атрибутов дембельского позёрства». Чтобы стать настоящим Героем надо было быть выше собственного обожания, издевательств над ближними и сволочности. Надо было быть обычным человеком. Да и зачем Герою гнутые какарды, ушитое ХэБэ, блестящие значки, ремни на яйцах, зуботычины в лица более слабых? Настоящие Герои и подвиги свои совершают не задумываясь и не позёрствуя. Правда настоящие герои обычно остаются незамечеными и забытыми и это паскудная правда войны.

К сожалению, я таким настоящим Героем не был. Я был таким только иногда, но далеко не всегда. И я горжусь только теми очень редкими минутами и часами службы в Афгане, когда я жертвовал собой ради других и когда смог оставаться человеком в лучшем понимании этого слова. Жаль, что у меня таких дней и поступков было очень мало. Хорошо, что такие дни и поступки в моей службе всё – таки были.

Вот это и есть то самое коварное мерило, которое будет ещё долго делить ветеранов Афгана на два лагеря.

На тех, кто до сих пор верит в силу и правильность чванливого, господского и издевательского превосходства одного человека над другим, офицера над солдатом, старшего призыва над младшим, сильного над слабым, и верит в правильность скотских дембельских понятий и неуставняка, и на тех, кто выше всего ставит именно человеческие качества доброты и взаимоуважения, любовь к ближнему и самопожертвование.

Потому, что если признать правоту только любящих, самопожертвующих, добрых, честных и чистых, то окажется, что большинство ветеранов афганцев либо трусы, молчавшие, когда вокруг них творилось зло и беззаконие, либо сами конченные беззаконные подонки, мрази и сволочи, либо должны покаяться за все свои вольные и невольные гнустные беззакония. А покаяться в своих злых и неправильных делах сможет только очень сильный и смелый человек.

Эта книга не попытка реабилитировать себя любимого.

В моей службе были и позорные и очень позорные страницы, и героические, и обыденные, и смешные и грустные, и трагические. Был мой вынужденный уход из боевой роты в писаря и мой добровольный возврат с тёплого места обратно в свою же роту, были бои, расстрел, разжалования, ранения и награды. Всякие страницы были в моей биографии. Ни от чего этого, ни скроешься, не отмажешься, не отмоешься, не спрячешься.

Но все они, мои косяки, мои ошибки, героические и позорные страницы моей биографии, касаются только меня лично и никаким образом не повлияли ни на чью жизнь, судьбу или здоровье. Никто из советских солдат, генералов и офицеров в Афганистане из – за моих ошибок и проступков, кроме меня самого, не голодал, не пострадал, не умер, ни погиб, не покалечился, не лишился карьеры, не сел в тюрьму. Были, конечно, по дембелю и морально униженные мной, было, что я хитрил, ловчил и обманывал, нарушал воинскую дисциплину, трёх человек (годков) я ударил в разное время по лицу, но я готов у каждого лично просить прощение, за всё сделанное мной зло, и также искренне каюсь каждый день перед ними и Господом, за все свои прегрешения перед морально и физически мной обиженными.

Хотя, по большому счёту некому меня обвинить в загубленной жизни, подорванном здоровье или сломанной судьбе. Не сделал я страшных проступков, влияющих на человеческие судьбы, на здоровье, на жизнь, на смерть, или человеческое достоинство.

А вот я могу предъявить счета и не к одному конкретному человеку. За отказ в элементарной медицинской помощи, за голод, за дистрофию, за болезни, за издевательства, за равнодушие, за увечья, за шрамы и ранения, за напрочь загубленное здоровье, за укороченную жизнь, за искалеченных и погибших друзей. И простить я смогу только искренне покаявшихся.

Я не считаю себя самым храбрым или самым героическим, но свои награды я заслужил честно и представлен к ним был именно ротными командирами, чему есть письменные именно их свидетельства.

Каждый из фронтовиков внутри себя сам способен сказать правдиво самому себе, сделал ли он хоть что – то, что даёт ему право с гордостью носить свои боевые награды.

Не то право, когда дали, поэтому и носишь, а когда сам понимаешь, что совершил на войне что – то хорошее и смелое, что делает тебя достойным именно этих твоих наград.

Поэтому свои боевые награды я ношу с честью, гордостью и справедливо.

Очень больно и жалко, что при этом есть большое количество солдат и офицеров, которые заслужили своими подвигами не менее тебя, а зачастую и более тебя, и которые, не имеют наград за свои подвиги. Хорошие, по моему мнению, это люди или плохие, это уже не важно, но они совершали подвиги и за подвиги должны быть награждены.

В такие минуты свои награды одевать не хочется, потому, что получается несправедливость. У тебя есть, ты получил, а рядом множество солдат и офицеров, которые не получили и которые более достойны, а вы идёте рядом и все думают, что у тебя боевых наград больше, значит ты более достоин, но это не так. Это неправда. Не всегда тот, у кого боевых наград больше, более отважен, чем тот, у кого их меньше, или совсем нет.

В такие минуты боевые награды снимаешь и кладёшь их обратно в коробку.

Были в нашем полку и более гордые, и более сильные, и более храбрые, и более достойные, чем я. Много таких было. И служба у некоторых из них была чище и славнее. Не в этом суть.

И правда – она для меня не в вытаскивании всей мерзости Афгана.
Мне всё равно на тех, кто сломался, опозорился, совершил ошибки, совершил преступления или испохабился, но если при этом все их преступления, мерзости и слабости коснулись только их.
Именно мне, именно на них, всё равно. От их поступков ни я, ни другие не пострадали.

Правда для меня – она в наказании или покаянии всех виновных именно в чужих бедах и трагедиях, в чужих страданиях, болезнях, ранениях и смерти. В наказании или покаянии всех тех, из - за кого в Афгане пострадали и страдают до сих пор другие.

Вот этих – не покаявшихся, виновных в горе, страданиях, болезнях и смерти других солдат, я и припечатал, и буду дальше припечатывать в своём произведении.
А уж кто, к какой категории относиться сам пусть решит.

Не виновным, в воровстве, неуставных взаимоотношениях, глумлении над подчинёнными, в голоде сослуживцев и подчинённых, в горе однополчан и сослуживцев, в их ранениях, в их смертях, в издевательствах над ними, в скотском отношении к ним, со мной спорить и биться незачем.

А виновные в преступлениях перед солдатами, и перед сослуживцами, ясен пень, и орать начнут и спорить и оправдываться и «ошибки» в моей книге и отзывах однополчан искать и меня грязью обливать будут.

Бьются с этой книгой, спорят и оправдываются:
- солдаты тыловики, за право быть на одной доске с ходящими в горы воевать, потому, что абсолютно каждый из солдат тыловиков, не ходивший в горы воевать, мог всегда попроситься в боевую роту (тут же бы перевели, в курковых ротах всегда людей не хватало), но не просились по причине своей трусости,

Бьются с книгой наркоманы, воры, мародёры, бьются карьеристы и испачканные в неуставняке, испачканные в преступлениях, бьются гробившие своих солдат по ошибке, жестокости и равнодушию офицеры и карьеристы. Бьются трусы, подонки и сволочи за право быть в людской памяти наравне с чистыми, порядочными и человечными.

А эта книга призывает граждан чётко разделять ветеранов боевых действий на тех, кто в Афганистане пакостил, кто воровал, кто издевался над сослуживцами, на тех, кто воевал и кто в тылу
отсиживался, на храбрых и трусов, на порядочных и сволочей, на людей и упырей…

Вот и бьются упыри, преступники и трусы с правдой, чтобы люди правды не увидели и даже настоящих фронтовиков на свою сторону перетягивают любыми путями, чтобы они их скотство прикрыли.

А в этой книге всё честно рассказано и об авторе и об обстановке того времени. Эта честность, преступников, упырей, подлецов и трусов бесит. Все они белыми и пушистыми в глазах людей хотят выглядеть, а чистыми, по настоящему, в Афгане очень немногие были, из всех многих сотен тысяч там воевавших. И покаяться они не хотят.
Ведь покаяние не только повлечёт за собой прощение, оно также вполне возможно вызовет их отторжение из привычного им окружения и общества себе подобных, отторжение от ветеранских организаций, руководство которыми и членство в которых они своими красивыми сказками себе добыли. Отторгать их будут и те, кто осуждает, и те, кто не покаялся.

Всё это очень непросто.

А ну как люди у очередного обвешанного медалями и значками «героя» прямо спросят, ходил ли он в горы воевать или не воевал, а в полку или под горой отсиживался?
Писал ли сей воин рапорта на перевод в боевую роту?
Качественно ли выполнял свой труд в тылу, или воровал да или на тёплом месте отлёживался. Издевался ли над сослуживцами, ставил ли карьеру выше правды и людских жизней или нет.

А ну, как поменяют тыловикам удостоверение Ветерана боевых действий на удостоверение «Ветерана тыла Боевых Действий». А ну как прислушается правительство и люди к правде, да как отберут ветеранские корочки у всех, кто их преступлениями и бездарным командованием перед сослуживцами и Родиной запачкал.

Одно дело честно, смело и порядочно на фронте себя вести, другое дело преступления воинские совершать, гробить солдат лживым и бездарным командованием, и над сослуживцами изгаляться.

Не спорю, без тыла много не навоюешь. Я с огромным уважением отношусь к тем, кто меня и моих товарищей кормил, поил, обстирывал, лечил, оперировал, обогревал и так далее…

Без тыла мы бы в три счёта на той войне загнулись. Но нормальные, порядочные и честные солдаты тыловики не возмущаются этой книгой. Они тоже часто были под тем же неуставным и преступным прессом, что в ней описан.
И они не приписывают себе героических подвигов в бою. И нет ничего плохого в том, что одни могут идти под пули, а другие не могут по причине своей профессии или личного здоровья, или слабого физического развития воевать в бою.
Это часто не трусость, это человеческая особенность. Одни рождаются физически сильными или готовыми к драке, другие не готовы к жизни в экстремальных ситуациях.
И те и другие должны дополнять друг друга и жить рядом мирно. Готовить вкусные борщ или кашу, Хорошо прооперировать раненого, вылечить больного, правильно обеспечить быт и обеспечение военнослужащих в условиях войны - такое же искусство, как умение выиграть бой.
Работа банщиком, поваром и кочегаром также требует труда, таланта и выносливости. И нормальные тыловики порядочно служили и честно рассказывают о своей службе, и я несколько месяцев с лишним, был таким же тыловиком из 20 месяцев службы в Афганистане. И я об этом честно пишу, стыда здесь нет. И пока я был тыловиком за меня другие ходили в горы и погибали там, обеспечивая мою жизнь. И я это помню и знаю. Поэтому я никогда не поставлю себя на одну доску с такими парнями, как Артур Яковенко, который все 20 месяцев тянул лямку курка и тянул её порядочно и чисто.
Такие как Яковенко – они выше меня были и есть в той войне.

«…Нужно быть не просто глупым, нужно быть наглым, чтобы отрицать то, что было…»
В. В. Путин (и он Путин на свой лад истолковывает то, что было, лишая своим безумием войн в Украине и Сирии, пропагандой русского фашизма во всём мире, будущего народы России и Украины!)

«…Когда погонят наших солдат на очередную войну за счастье богатства и власть чужого нам государства и народа и с очередной войны будут возвращаться калеки и инвалиды, возможно и ваши родственники, Вы наверняка осознаете смысл этого послания.
А сейчас у наших молодых парней будущих солдат есть возможность прочитать и возможно понять, что их ждет в случае нового вооруженного конфликта за пределами нашей Родины…»
Артур Яковенко, пулемётчик пятой роты, 350 полка ВДВ, 103 дивизии ВДВ (годы службы в Афганистане 1982-1984)

«НИКТО КРОМЕ НАС»
Правда Афгана глазами солдата ВДВ

Об этом произведении очень хорошо сказал Ветеран Афганской войны Андрей Лихошерсный:
«…Тут та правда, что живет в каждом из нас, и о которой мы боимся признаться даже самому себе…».

Эти слова пусть и будут эпиграфом к данному произведению.

«НИКТО КРОМЕ НАС»

ГЛАВА ПЕРВАЯ: «ДЕСАНТУРА»

«Никто кроме Нас». Это девиз ВДВ.
Никто кроме нас не мог и не может выполнить многие военные задачи.
Никто кроме нас не сможет рассказать всю правду.
Настоящую правду о нашей жизни и службе, о наших боях, победах, ошибках и о наших преступлениях на Афганской войне.
Реальную правду, а не патриотические сказки и хвастливые байки подвыпивших или «слишком» забывчивых «героев»: маршалов, генералов, солдат, прапорщиков и офицеров.

Мне несказанно повезло послужить в Афганистане, в Пятой роте второго батальона, 350 полка ВДВ, 103 Воздушно – Десантной Дивизии.
Героическая рота, героический батальон, легендарный полк, не менее легендарной и героической дивизии.

И это не просто слова. 103 - тья дивизия ВДВ контролировала столицу Афганистана Кабул, Кабульский аэродром (главный аэродром Афганистана) и все подступы к аэродрому и Кабулу.
350 - ый полк ВДВ входил в состав этой дивизии и был её самым боевым полком. Штаб 103 дивизии и 350 полка отделяли всего несколько сот метров. 103 дивизия, по сути, являлась сердцем контингента Советских войск в Афганистане. 350 полк ВДВ был в свою очередь сердцем 103 дивизии и, к тому же практически не вылазил из боёв.

Справедливости ради, стоит особо отметить, что наибольшими Героями Афганской войны нужно и можно считать именно тех, кто абсолютно всю службу в Афгане проходил именно в Курках и вместе с курками, в боевых ротах, и все полтора, а то и два с лишним года лазил по горам и нёс все тяготы и лишения службы между боевыми в горах, именно в этих курковых, сапёрных, миномётных, АГСных, связистных и других, ходящих в горы (именно в горы, а не просто на боевые выходы) ротах, взводах и отдельных группах.

Я, к сожалению, такой тяжёлой полуторагодовой солдатской службой похвастаться не имею права. Я тоже конечно воевал и был курком и даже был и пулемётчиком, и командиром отделения, и заместителем командира взвода в курковой роте, и неоднократно, больше года ходил на боевые именно в горы, но в моей службе были также более лёгкие месяцы службы, чем у обычного фронтового солдата курка. Поэтому, я навсегда чувствую перед ними свою вину, за то, что они вынесли на своих плечах и в своих душах гораздо больше, чем я.
Пока я несколько месяцев расслабленно служил в расположении полка и в тылу медсанбата, они воевали, закрывая мою спокойную жизнь своими телами и своими жизнями.
Внутри дивизий, полков и медсанбатов всегда было неоспоримо безопасней. Поэтому, я считаю несправедливым, когда не ходившие воевать в горы, а просидевшие всю службу в дивизиях и в полках, в безопасности, солдаты, прапорщики, офицеры и генералы, которые в лучшем случае только доезжали до подножия гор и потом ждали на броне эти боевые курковые взвода, роты и группы, бьют сейчас себя в грудь и говорят, что они тоже боевые фронтовики.
Курки боевых рот и спецы, приданные к ним, отходившие всю службу на боевые операции в горы и на сопровождения колонн – это и есть настоящие воины.

Простите меня, пацаны, за то, что я не был таким стойким как Вы.

Прощение я прошу не у генералов, офицеров и прапорщиков, прощение я прошу у тех обычных солдат курков 350 полка ВДВ, которые от начала и до самого конца, героической и нелёгкой службы, более честно, чем я, мужественно тянули свою солдатскую лямку и в полку, и в горах, и в расположении рот, выполняя свои труды и обязанности сами, не перекладывая их на плечи солдат младшего призыва, и которые не превратились в подонков, издевающихся над своими сослуживцами, и избивающих своих сослуживцев.

Простите меня, Пацаны.

Мы, молодыми солдатами, после учебок, приходили в Афганистан, и все вокруг, от сержанта, до генерала, от командира отделения, до командира дивизии, внушали нам, что остальные солдаты, годки и дембеля, прослужившие в Афганистане, пусть даже на полгода, больше чем мы – однозначно правильные и непогрешимые герои.
Мы, «не нюхавшие пороха», так и смотрели, свои первые полгода войны на них, как на героев. Мы воспринимали их, как героев, которые несут истину, и которых, надо однозначно слушаться во всём, и которые всегда и везде правы.
Это и сбивало с толку. Нас эти «герои» оскорбляли, били, унижали, над нами они измывались и издевались, а мы считали, что это мы сами и виноваты. Они же – герои, а мы глупые, ещё не хлебнувшие гор и боёв недоумки, только мешающие им, «настоящим героям», правильно Родину защищать.
При этом ещё и абсолютная невозможность, куда - либо от всего этого бардака и скотства Афганской войны, деться, как в Союзе. Это там, можно и убежать из части, и сквозануть, и сачкануть, и в самоволку, и письмо мамке с папкой накатать, чтобы приехали, плюшками покормили и пожалели, и забрали из части денька на три - четыре.
И в Союзе молодым солдатам сразу понятно, что все эти издевательства от дурости тех, кто издевается, а не от нужности этих издевательств.
В Афганистане, в отличие от Союза, понять сучьность (именно сучность, от слова «сука») таких «героев» грёбаная война нам шанса не давала.

В Афганистане ты был всегда и везде, именно и только с подразделением. Ни к кому никто не приезжал, и никто никуда отлучиться не мог.

Любая отлучка, любого солдата, любого года призыва, а тем более молодого солдата, без разрешения сержанта или офицера роты, любое самовольное исчезновение от палаток или модулей подразделения дальше, чем на 10 - 15 метров, командирами рассматривалась через призму военного и фронтового времени, как дезертирство, с соответствующими страшными последствиями. Дембеля же за такое самовольное исчезновение наказывали однозначно побоями.
Мало того, что если молодой солдат самовольно исчез из поля зрения годков и «дедушек», то значит, он отлынивает от их приказов и распоряжений и они вынуждены сами выполнять всяческую работу по роте, которую, по определению неуставщины, положено выполнять только молодым солдатам.
Молодой солдат может забрести за расположение части и попасть в лапы к душманам где будет наверняка убит.
Любая проверка личного состава, а она проводилась в ротах чуть ли не ежечасно, обязывала командиров, в случае недосчёта солдат бить тревогу вплоть до командира полка. Тут же весь личный состав роты, потом батальона, а потом и полка, поднимался по реальной боевой тревоге на поиски отсутствующего, какого года призыва он бы не был. Нагоняй получали все, от командира отделения, до командира полка. Могли разжаловать, снять с должности, «зарубить» орден или медаль, даже под трибунал могли отдать за исчезновение или труп солдата. Наше «мясо» всегда было на строгом учёте.
Так, что никому не хотелось «залетать» или бегать с высунутым языком в поисках очередного дурня, решившего пусть даже навестить земляка в соседней роте.
Поэтому такого самовольно отлучившегося «урода» старослужащие, с молчаливого одобрения ротных офицеров, учили хорошими побоями и неоднократно. Не подводи ни себя, ни роту.
Только с разрешения командира можно было куда – то отойти даже в расположении части (полка) и то, очень и крайне редко давались такие разрешения, и, как правило, уходил не один, а несколько солдат, и, как правило, с оружием. Даже при походе в туалет через плац автомат с боевыми патронами обязывалось получать. Поэтому, обычно, ружейный парк закрывался на обычную деревянную палочку.

В Афганистане нас сбивала с толку война и сказки старослужащих солдат, прапорщиков и офицеров об их героических подвигах в предыдущих боях. Мы - то эти подвиги, якобы совершённые до нас, проверить и подвергнуть сомнению не могли. А офицеры и дембеля упирали на эти подвиги, приукрашивая их могократно.
Офицеры так и говорили: пусть старослужащие молодых солдат учат, как могут, они, эти старослужащие, через такое прошли боевое горнило, что нам, салагам, и не снилось.
Ну а остальное уже наше салажное воображение дорисовывало и приукрашивало. Офицерам так очень было удобно.
Старослужащие годки и дембеля учили нас именно по своему. Без особой оглядки на устав, закон, человеческое достоинство и справедливость. Учили так, что молодые солдаты от их обучения вешались, стрелялись, становились инвалидами, сбегали к духам в плен или убивали своих «учителей».

После года службы (полгода учебки в Союзе, полгода Афгана) жить в армии, на Афганской войне, становилось не в пример легче. Мы становились годками и уже сами начинали гонять молодых.
Немногие так и не смогли подняться с колен и унижений молодой службы, после года службы.
И обычно не могли по двум причинам:
1) Либо это было реальное опустившееся по разным причинам чадо, трус, физический слабак, стукач, вор у своих однопризывников сослуживцев по подразделению (именно вор у своих однопризывников по подразделению, а не просто вор. Воровать у государства или у чужих подразделений или отбирать что - то у младшего призыва западлом не считалось) и так далее…
2) Либо солдата очень круто ненавидели ротные офицеры, которые делали любыми неправдами всё, чтобы солдат не стал припухшим дедушкой ВДВ.

К войне и к жизни в суровом фронтовом коллективе, я был, к моему удивлению, и как оказалось, абсолютно неприспособлен. Это меня очень сильно добивало, в прямом смысле этого слова.
При этом я был далеко не из «ботанов», успел до армии окончить речное училище, в котором тоже было некое подобие жёсткого дембелизма, между старшими и младшими курсантами. Успел поработать в Союзе, на сухогрузах целую навигацию, и даже несколько последних месяцев навигации, был боцманом на судне с коллективом в двадцать человек взрослых мужиков от 18 лет и гораздо старше.
Но, если в училище я считался человеком, и был хоть как то защищён Советским законом, а на гражданском флоте меня уже уважали как грамотного специалиста и помогали достойно вливаться в суровый флотский коллектив, то в Афганистане, в роте и я и другие молодые солдаты, сразу, с первых же дней фронтовой службы, стали бесправными «аллё, воин», лишёнными абсолютно любой защиты, абсолютно любой возможности справедливости и абсолютно любого правосудия.
Моя личная попытка дать отпор дембелям, ник чему не привела.
По своему справедливые законы двора и улицы в армии нагло попирались сучьими законами дембелизма. А уж о Законах Государственных никто и не вспоминал. Жаловаться младьшим командирам было бесполезно, ибо они и являлись основными руководителями понятий дембельского беспредела, а жаловаться офицерам было нельзя уже по понятиям пацанской чести. Молодые солдаты попадали в классическую и непреодолимую для многих пацанов вилку своих же нехитрых кодексов чести.
В первый же вечер знакомства с ротой и своим будущим дембелем замкомвзвода (его звали Сопаж или Сапаж, фамилия Суленбаев или Сауленбаев, точно уже не помню) я получил от него по морде, за то, что, по его мнению, не шибко грамотно руководил разгрузкой кроватей с автомашины (рота прибыла с охраны складов ГСМ, где была почти 2 месяца). Я ответил тоже ударом в морду замкомвзводу, и был тут же избит другими дембелями с применением подручных средств, в виде кроватных железных спинок. Разобраться один на один с замкомвзвода мне попросту не дали. Солдаты моего молодого призыва тоже за меня не вступились. И мне и им, сразу и наглядно показали, кто в роте хозяева. После этого, чтобы замести следы побоев, мне предложили биться до крови с одним из молодых солдат моего призыва Лёхой Мрачковским (или Марачковский, точно уже не помню). Всё это делалось под эгидой «стучать западло».
К тому же нас уже с учебки приучали, что жаловаться офицерам, что тебя избили дембеля – это в ВДВ считается западло.
Офицеры к этому времени свалили в свой офицерский модуль, а прапорщик «К. В.» предпочёл не вмешиваться. Переглянулись мы с Лёхой, и начали драться, на потеху дембелям. А никуда не денешься. Закон стаи. Только драка определяет уровень уважения. Потом, конечно, мы с Лёхой обсудили, что все дембеля скоты, но такова была жизнь молодого солдата. Бились мы с ним потом ещё несколько раз, дембеля утверждали, что только так можно стать настоящим бойцом десантником. Это конечно был полный маразм и скотство, но не будешь биться, будешь бит дембелями с ещё большей жестокостью, типа «за трусость». В конце концов, избить друг друга или быть избитым дембелями было куда лучше, чем сесть в дисбат, за то, что ударил сержанта замкомвзвода.
Потом и я стал замкомвзводом, правда удержался на этом посту недолго, был разжалован лично командиром дивизии (об этом есть подробно далее в книге).
Лёха под дембель, тоже стал замкомвзводом, в части даже поставили плакат с его портретом, как лучшего сержанта полка, которым гордится Родина. Мы с ним так и остались в хороших приятельских отношениях до самой отправки домой, и часто вспоминали наши молодые годы и драки на потеху дембелям.

Вот и стрелялись, вешались, травились молодые солдатики, либо терпели, либо увивали своих мучителей и шли на зону, или убегали к душманам.

В нашей роте, например, командир взвода лейтенант «Ш. В.» такие жалобы рассматривал только как стукачество.
Командиру роты капитану Телепенину было попросту по хрен, он сам мог приказать солдата верёвкой к другому солдату привязать, чтобы считать их было легче. Взводный лейтенант «С.» просто сам боялся дембелей и взводного «Ш. В.». «Ш. В.» избивал взводного «С.» и гнобил, да так, что, тот, бедолага, предпочитал спать в солдатской палатке взвода, а не в офицерском модуле.
Взводный лейтенант «Х.» был всегда сам по себе и в ротные проблемы никогда не влезал.
Прапорщик «К. В.» был полностью зависим от офицеров, и вставать на сторону солдат ему не было никакого смысла, хотя он был для солдат более свой, чем офицеры роты и в роте бывал чаще, чем офицеры. К тому же он зависел своими награждениями напрямую от командира роты и замполита роты.
Замполит роты «О. П.» не хотел портить отношение с «Ш. В.», так как если бы стал заступаться за солдатский молодняк, «Ш. В.» бы и его загнобил, как загнобил взводного «С».
«Ш. В.» был физически очень сильный. «О. П.» был слабоват физически и разгружался в боевой экипировке до минимума, так как в полной экипировке дох в горах. Даже свой офицерский бушлат «О. П.» заставлял носить молодых солдат. Мины и ленты АГС и мешки с патронами «О. П.» тоже не таскал. Прикрывал он свою слабость «заботой» о молодых солдатах. Типа, если он, замполит, кого – то из молодых солдат заставит тащить в горах, на боевых, его личное замполитное имущество, то дембеля на этого молодого солдата меньше нагрузят.
Всё это было голимое враньё. Дембеля своё имущество таскали сами или втихушку оставляли часть боевого снаряжения на броне (в основном оставляли лишние мешки с патронами). Но основная часть дембелей честно и упорно всё тащили в горы сами. Молодые солдаты, даже самые хитрые, оставить своё снаряжение на броне не могли, за это их били и чморили нещадно. Благо, основная часть молодых солдат, всё - таки пёрла всё нагруженное на них в горы, а те, кто и был слабоват, за полгода становились более выносливыми. Вот такая и была у офицеров и прапорщиков круговая порука, каждый из них зависел своими слабостями от других.
Жаловаться выше ротных командиров, перепрыгивая их головы, тоже смысла не имело, офицеры, сами сразу объявляли такого солдата стукачом, со всеми вытекающими последствиями службы такого солдата уже как потенциального смертника и трупа. Такой «прыгающий» солдат стукач дожить до дембеля шансов просто не имел. Я, по молодости службы, однажды попытался открыть глаза командиру 103 дивизии генералу Слюсарю на бардак в его дивизии и что? Был немедленно разжалован, объявлен стукачом, и никто и не стал разбираться с бардаком. Так ведь не на ухо шептал, не называл фамилий, не бегал в штаб на личную аудиенцию. Я ведь открыто обо всём рассказал, в присутствии сослуживцев и офицеров. Назвал вещи своими именами, но ни одной фамилии, ни одного имени не сказал. Ни на кого лично не пожаловался. Лишь сказал, что в нашей 103 дивизии ВДВ процветает мародёрство, преступления, воровство, наркомания и жуткие издевательства над молодыми солдатами. Какой же я стукач? Я за армию родную радел. Хотел, как в кино, видеть наставничество и дружбу между фронтовиками. Хотел порядочных офицеров. Война ведь. Родина ведь в опасности.
Да плевать этот генерал, командир 103 дивизии ВДВ «А. С.» хотел и на Родину и на подчинённых. И знал он всё не хуже меня, а то и в сто крат лучше. Только его эта вся мерзопакостность очень устраивала. Он в ней как щука в мутной воде себя чувствовал и менять ничего не хотел.
А я, наивный, тогда поверил в Героя Советского Союза, «боевого генерала», командира 103 дивизии ВДВ «А. С.».
Впрочем, ниже, в этой книге и в комментариях к ней, об этом эпизоде написано очень подробно, читайте внимательно."

Славин Игорь Геннадьевич.
Номинирован на Нобелевскую Премию по Литературе на 2009 год.

А так же:

"...Здравствуйте, Игорь Геннадьевич!
Сообщаем, что редакционная комиссия... приняла решение номинировать Вас на национальную литературную премию «Поэт года 2012»

С уважением,
Оргкомитет премии «Поэт года»..."

"...Сообщаем, что редакционная комиссия... приняла решение номинировать Вас на Национальную литературную премию «Поэт года 2014». Вы прошли отборочный тур и получаете право издать свои произведения в альманахе для членов Большого жюри...
Церемония награждения победителей премии приурочена к праздничным мероприятиям, посвященным Всемирному дню поэзии, и традиционно проводится 21 марта в Москве в Центральном Доме литераторов под эгидой ЮНЕСКО и Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям РФ.
С уважением,
Оргкомитет премии «Поэт года»"

"...Сообщаем, что редакционная комиссия рассмотрела Вашу заявку и приняла решение номинировать Вас на литературную премию «Наследие 2014»...

С уважением,
Оргкомитет премии «Наследие»"

ВНИМАНИЕ!
на РАЗЛИЧНЫХ САЙТАХ ОЧЕНЬ МНОГО МОИХ ОДНОФАМИЛЬЦЕВ и даже ЗАМЕЧЕНО НЕСКОЛЬКО АВТОРОВ с НИКОМ "СЛАВИН ИГОРЬ".
во ИЗБЕЖАНИЕ ОШИБОК ПРЕДУПРЕЖДАЮ, ЧТО МОИ СТИХИ и ПРОЗА НАХОДЯТСЯ ТОЛЬКО на ЭТОЙ СТРАНИЦЕ. к ОСТАЛЬНЫМ я ОТНОШЕНИЯ не ИМЕЮ.

- «НИКТО КРОМЕ НАС»
правда Афгана глазами солдата ВДВ
О войне, о офицерах, о дембелизме, о писарях, о наградах и о Героях

- "Мастер и маргарита 2" (частичный Сценарий Сериала, Романа или Спектакля)

Синопсис к "Мастер и Маргарита 2" (Историческая часть Сериала, Спектакля, Романа)

Цикл стихов на Христианскую тематику

Маленький мальчик, в берёзовой шалости,
Гладит руками Россию за платице,
Клён приголубив в порывистой малости,
На Откровеньи, в Кремлеющей разнице.

Сходят к заутренней старцы с лучинами,
С пашен дышащих молочными дымками.
Крестят хлысты над народными спинами,
Корча уставших и павших ефимками.

В елях, на Красной, семья Императора,
Взгляд обжигает на мраморной домнице.
Стук разбавляя Советского трактора,
Искрами сожженной радужной звонницы.

Светятся тихие блАженной поступью,
Вот она, Родина, ликами светлыми.
Дышит под звёздами сотканной моросью,
Кружевом чёрными, кружевом белыми.

На фотографии, рядом со мной, мой папа. Он был очень хороший.

15 февраля - двадцать девятая годовщина вывода советских войск из Демократической республики Афганистан.

ММГ ПВ КГБ СССР 68-го Краснознаменного Тахта-Базарского пограничного отряда

Об этой войне уже забыли, но многие советологи считают, что ввод войск в Афганистан стал роковой ошибкой советского руководства, которая привела к распаду Союза Советских Социалистических Республик - крупнейшей геополитической катастрофы XX века, как назвал это Президент России Владимир Путин .

С тех пор мир изменился до неузнаваемости: не стало Советского Союза; часть бывших советских республик стали членами НАТО - военного альянса, созданного в годы «холодной войны» для вооруженного противостояния с СССР и странами восточного блока; из бывших южных республик Союза продолжается «мягкое» вытеснение русскоговорящих; между Арменией и Азербайджаном не прекращается противостояние за территорию Нагорного Карабаха; Узбекистан, Туркмения, Таджикистан стали восточными деспотиями и в своем развитии откатились в средневековье; политическое руководство Беларуси и Украины культивируют национализм, что уже повлекло к ухудшению отношений между некогда братскими республиками и послужило установлению санкционного режима в отношении ряда предприятий и граждан России со стороны Евросоюза и США.

Какие цели стояли перед ограниченным контингентом советских войск в Афганистане, кто там служил, как проходили будни наших солдат и как сложилась дальнейшая судьба участников боевых действий мы вспоминаем с участником боевых действий, ветераном Афганистана Сергеем Трубиным.

Сергей Трубин. 1984 г. Афганистан.

Сергей Афанасьевич Трубин, родился 20 апреля 1966 года в городе Камышлове Свердловской области, в многодетной семье. Детство было непростым, Сергей рано остался без отца. Воспитанием троих сыновей занималась мать, Трубина Нина Николаевна. Учился в средней школе №1, окончил СГПТУ № 16 по специальности: помощник машиниста тепловоза - электровоза.

В 1984 году был призван для прохождения срочной службы в Пограничные войска КГБ СССР. Благодаря характеру и занятиям спортом в юности попал в спортроту гарнизона. Дважды становился чемпионом Дальневосточного военного округа по самбо. Получил звание мастера спорта по самбо и дзюдо. В составе мотоманевренной группы (ММГ) ПВ КГБ СССР был направлен для дальнейшего прохождения службы в провинцию Герат Демократической республики Афганистан. Участвовал более чем в 30 боевых выходах по проводке транспортных колонн из СССР. Был дважды ранен. Награжден медалями ДРА, знаками отличия. После демобилизации вернулся в родной Камышлов, возглавил спортшколу где занимался с молодёжью Камышлова самбо, дзюдо, и атлетической гимнастикой. Чемпион Свердловской и Тюменской областей по силовому многоборью. Предприниматель, в настоящее время учредитель ООО «Камышловский хлеб».

Женат. Отец четырех дочерей.

Справка.

СССР ввёл военный контингент в Афганистан 25 декабря 1979 года. Причиной такого решения послужило острое противостояние внутри политического руководства Афганистана и около 20 просьб правительства ДРА о введение советских войск. В марте 1979 года, начался вооруженный мятеж в Герате. 3 июля 1979 года президент США Джимми Картер (президент США 1977—1981 г.) подписал директиву о помощи противникам просоветского режима в Кабуле. Под наблюдением ЦРУ начались поставки оружия для антиправительственных вооружённых формирований. На территории Пакистана в лагерях афганских беженцев, были развернуты центры подготовки вооружённых отрядов. В стране начались выступления исламской оппозиции, мятежи в армии, в правящей Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) обострилась внутрипартийная борьба, особенно после событий сентября 1979 года, когда лидер НДПА Нур Мохаммад Тараки был арестован и затем убит по приказу отстранившего его от власти Хафизуллы Амина.

При Амине в стране развернулся террор не только против исламистов, но и против членов НДПА - сторонников Тараки. Репрессии коснулись и армии, главной опоры НДПА, что вызвало массовое дезертирство и мятежи. По линии КГБ поступала информация о связях Амина в 1960-е годы с ЦРУ и о тайных контактах его эмиссаров с американскими официальными представителями после убийства Тараки. Советское руководство опасалось, что дальнейшее обострение ситуации в Афганистане приведёт к падению режима НДПА и приходу к власти враждебных СССР сил. В итоге было решено готовить свержение Амина и замену его на более лояльного к СССР лидера Бабрака Кармаля.

Было резко увеличено число советских советников (в том числе военных) в Афганистане: с 409 человек в январе до 4500 к концу июня 1979 года. С 10 декабря по личному приказанию министра обороны СССР Д. Ф. Устинова проводилось развёртывание и мобилизация частей и соединений Туркестанского и Среднеазиатского военных округов. Была поднята по сигналу «Сбор» 103-я Витебская гвардейская воздушно-десантная дивизия. 12 декабря 1979 года на заседании Политбюро было принято решение о вводе войск. Вечером 27 декабря подразделениями 103 дивизии ВДД и 345-го гвардейского парашютно-десантного полка были блокированы и взяты под контроль воинские части кабульского гарнизона, теле-радио центр, министерства безопасности и внутренних дел, советские спецподразделения взяли штурмом дворец Амина, во время штурма Амин был убит.

За период с 25 декабря 1979 года по 15 февраля 1989 года в войсках на территории Афганистана прошло военную службу около 620 тысяч военнослужащих. Кроме того, в советских войсках в этот период находилась 21 тысяча человек гражданских, на должностях рабочих и служащих. По официальной статистике, за время боевых действий на территории Афганистана попало в плен и пропало без вести 417 военнослужащих. Некоторые источники оценивают безвозвратные потери в Афганской войне (убитые, умершие от ран, болезней и в происшествиях, пропавшие без вести) в 15 031 человек.

Формировали колонны в Калайи-Нау и сопровождали до Герата, иногда уходили дальше, до окрестностей Шинданда.

РР: - Сергей, до службы что вы знали об Афганистане, о событиях, которые там происходят, с чем вам пришлось столкнуться?

С.Т: - Мы с братьями росли обычными советскими мальчишками, ходи в школу, спортивные секции. Так как отца у нас не было, рассчитывали всегда только на себя, свои силы. Мама, Трубина Нина Николаевна, работала поваром в детском саду, поэтому по утрам из дому уходила очень рано, много работала, одновременно на трех работах, уставала. Мы с братьями старались всегда помогать, все по дому делали сами. Об Афганистане до службы практически ничего не знал, информации было мало, только в программе «Служу Советскому Союзу», которую мы, мальчишки смотрели регулярно. Но там только показывали, как наши солдаты строят школы, сажают деревья, только хорошее. В 1982 году в Советскую армию призвали Олега, моего старшего брата. Сразу после учебки его отправили для прохождения службы в Афганистан, в Кундуз, это населенный пункт недалеко от советско-афганской границы. Писал, что все нормально, служит сапером, имеет награды от правительства ДРА. Мы с ним даже встретиться и поговорить не успели, меня призвали в 1984 году, а Олег только демобилизовался, домой пришел.

Что я попаду в Афганистан не думал, так как из семей, где кто-то уже участвовал в боевых действиях, в горячие точки больше не отправляли. Тем более я попал в Пограничные войска КГБ, служил на Дальнем Востоке. Но, видимо, не в моем случае. Я с детства занимался самбо, дзюдо, боксом. Сразу после призыва участвовал в гарнизонных соревнованиях и победил. Меня зачислили в спортроту. В то время в каждом гарнизоне были такие подразделения, солдаты из которых отстаивали спортивную честь своей воинской части. Дважды стал чемпионом Дальневосточного военного округа по самбо и дзюдо, получил звание мастера спорта по этим видам. Командование округа поощрило - предоставили отпуск. Выехал из округа в свой погранотряд для оформления документов, а там вместо отпуска откомандировали в Туркменскую ССР, в Кушку. Сейчас и города с таким названием нет. В Кушке уже готовились к командировке в Афганистан. Участие погранвойск в составе контингента тогда не афишировалось, поэтому мы заменили форму пограничников на общевойсковую, получили АКМ вместо АК - 74, сформировали мотоманевренную группу и своим ходом отбыли в точку дислокации под Калайи-Нау, провинции Бадгис, а в 1986 передислоцировались в Карези-Ильяз, провинции Герат. Так и служил старшиной в составе Мотоманевренной группы ПВ КГБ СССР 68-го Краснознаменного Тахта-Базарского пограничного отряда с 1984 по 1986 год.

Мать очень за меня переживала. Первое время в письмах домой писал, что служу в Монголии.

Афганистан совершенно другая культура, другая религия. Мы же советские мальчишки тогда были, религия для нас была чем-то далеким прошлым, дореволюционным, мы про христианство то ничего не знали тогда, а здесь радикальный ислам, порядки у них оставались средневековыми, особенно в кишлаках. Конечно для нас это был шок. Женщины в паранджах, неграмотное население, дети грязные, оборванные. Пустыня с нетронутыми веками пылью по колено - машина пройдет, пыль несколько дней в воздухе висит, горы, камни, дефицит воды, дневная жара, ночной холод. Ко всему этому конечно были не готовы.

РР: - Какие боевые стояли перед вашим подразделением?

С.Т.: - Мы пограничники, и основная задача была охрана границы Советсткого Союза, но, с другой стороны границы. Несли службу на постах, расположенных на вершинах гор, сопок в окрестностях Калойи-Нау, проводили боевые рейды, ставили заслоны, засады. Работали на упреждение. Благодаря этому на южных границах Союза было спокойно. Кстати, в первый же год после вывода войск из Афганистана было 250 попыток проникновения боем на территорию СССР банд различной численности. Самое нашумевшее - это нападение на погранзаставу Московского ПО. Много ребят тогда погибло и почти все были ранены и контужены. Пошли караваны из Афганистана с наркотиками. До вывода мы их перехватывали и уничтожали. В СССР о наркотиках и не знал никто.

Наша минно-розыскная собака - иногда только она могла найти итальянские пластиковые мины.

Кроме погранпостов в задачи нашей ММГ входила охрана дороги Калайи-Нау - Герат. Постоянно сопровождали автоколонны с грузами и водой из Союза. «Дорога жизни» мы ее называли. Формировали колонны в Калайи-Нау и сопровождали до Герата, иногда уходили дальше, до окрестностей Шинданда. Вперед идут саперы и прикрытие, один БТР впереди, один в середине, один замыкал колонну. Так и ходили от нескольких часов до нескольких дней. Затем возвращались на точку, день-два отдыхали и снова в сопровождение. Очень выручала наша минно-розыскная собака - иногда только она могла найти итальянские пластиковые мины. Миноискатели их не слышали, щупом не всегда достанешь, духи закапывают их глубоко, 50 - 70 см. Мина в пластиковом корпусе, в ней два с половиной или шесть килограмма взрывчатки. Обнаружить их трудно. Действие «итальянки» непредсказуемо. Она «надувная». По ней может проехать десяток машин, пока она не «надуется» и не взорвется. Непредсказуемая. Дорогу приходилось перед проводом каждой колонны заново разминировать. Духи постоянно минировали. И не только ночью. Наблюдают - отряд прошел, тут же новые выставляют.

«Итальянка». Мина в пластиковом корпусе, в ней два с половиной или шесть килограмма взрывчатки. Обнаружить их трудно.

Из зеленки часто обстреливали. Оружия у духов всякого было, винтовки «бур» английские, старые, но бьют далеко и мощные. Едешь в БТР, шумно, не слышно и не видно, что вокруг делается, вдруг раз - лучик света, раз - еще один. Пули из «бура» броню пробивают и солнце через дырки светит.

Я, когда только прибыл на точку, не верил, что ишак меня выдержит, я ведь крупный, да еще боевой нагрузкой, но ничего, возил!

В горы, на вершины где посты наши располагались, техника пройти не могла, уходили только пешком и на ишаках. Ишак маленький, ноги тонкие, но грузы тащит. Я, когда только прибыл на точку, не верил, что ишак меня выдержит, я ведь крупный, да еще с боевой нагрузкой, но ничего, возил! Выходили рано утром, вверх шли двенадцать часов, по жаре в горах. Часто обстреливали. Затем неделю толком без воды и еды, под минометным огнем на вершине и вниз, на точку. Примерно восемь часов уходило на спуск.

Вертолетчики старались не рисковать. Вылетали из-за укрытия, сбрасывали бурдюк с водой и сразу вниз уходили, за гору от обстрела.

Р.Р. - Сергей, вы сказали «толком без воды и еды». Разве вам не доставляли все необходимое, питание, воду, боеприпасы?

С.Т. - Все что могли - несли с собой, грузили на ослов и шли в горы. Но там ведь жара на солнце. Продукты нагреваются днем, а ночью холодно - остывают, и так несколько дней подряд, портятся быстро. Воды всегда дефицит. Нам ее из Союза привозили. А на точку в горы много на себе не утащишь, доставляли вертолетом. Но на вершине же все простреливалось. Мы в окопах, землянках, за камнями, нас обычно чуть больше тридцати человек, я в звании старшины - командир. Должно быть на точке 50 человек и офицер, но людей всегда не хватало. Обеспечить прикрытие вертолету для посадки и разгрузки сложно. Со стороны духов постоянно стреляют минометы, пулеметы и снайперы. Вертолетчики старались не рисковать. Вылетали из-за укрытия, сбрасывали бурдюк с водой и сразу вниз уходили, за гору от обстрела. Бурдюк разрывался от падения - сколько воды успевали набрать, так и тянули. Все бежали, кто с чем - тазиками, бутылками. Жажда всегда мучала.

Р.Р. - Засады и заслоны, вы тоже в них участвовали, для чего они проводились, какой в них был смысл?

С.Т. - Это превентивные меры. Мы предупреждали нападение со стороны боевиков. У нас, у пограничников хорошо работала разведка. Надо сказать, что наши офицеры приложили много усилий для разъяснения местным племенам цель нашего присутствия в Афганистане, некоторые банды, благодаря такой работе, перешли на сторону правительства ДРА, помогали защищать кишлаки в зоне ответственности нашего погранотряда от нападений других банд. Там же родоплеменные отношения, узбеки против таджиков, и те, и другие против пуштунов. От информаторов поступали разведданные о времени и месте прохождения караванов. Мы занимали на пути каравана позиции и ждали. Появился караван - остановили, досмотрели, если надо - задерживаем и передаем разведчикам, если оказали сопротивление - уничтожаем. Правильная тактика. Когда началась политика примирения, от нее отошли, и сразу выросли потери среди нашего состава.

Один раз банду задержали, человек тридцать, все с оружием.

Один раз банду задержали, человек тридцать, все с оружием. Взяли, а потом целый день присматривали, пока наши офицеры и разведчики с их главным разбирались. По-моему, отпустили потом.

Р.Р.- Как к вам относилось местное население?

С.Т. - Афганцы относились к нам настороженно. Это другая культура, другие традиции, религия. С кем могли - взаимодействовали. Остальных старались лишний раз не тревожить, если они нейтралитета придерживались. Для местных нормально днем торговать, продать тебе что-нибудь, а ночью идут мины ставить, в набеги или с караванами оружие везут. Не боялись они нас. Культура такая, воюют с рождения, дети уже с автоматом, стреляют быстро, метко.

Афганцы относились к нам настороженно. Это другая культура, другие традиции, религия. С кем могли - взаимодействовали.

Р.Р. - есть что-то, что наиболее запомнилось?

С.Т. - Был у нас боевой эпизод. Вышли на перехват каравана. Задачу выполнили успешно, караван остановили, боевиков разоружили, начали досмотр, а там мешки с деньгами и женщины. Я столько денег никогда больше не видел: доллары, афгани, иранские и пакистанские купюры.

Хорошо, что мы оттуда ушли. Жаль, что на таких невыгодных условиях, не оставили там свои базы, людей бросили, которые нам поверили. Много жизней бы спасли и своих граждан, и афганцев.

Беседовал Евгений Белоносов

Игорь Геннадьевич Славин (). Игорь геннадьевич славин Игорь геннадьевич славин афганская война

Свежие записи