Open
Close

Элегия признаки жанра. Жанр номера: Элегия. Элегия – как жанр лирической поэзии

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

[Введите текст]

План

Введение

1. Жанр элегии

2. Элегическое наследие В.А. Жуковского

3. Элегии К.Н. Батюшкова

4. Элегии в творчестве поэтов пушкинского круга

5. Элегия в творчестве Пушкина и Баратынского

Заключение

Список литературы

Введение

Элегия - самый распространенный лирический жанр эпохи романтизма - в русской поэзии начала ХIХ века. Элегия была неразрывно связана с эпохой романтизма пришедшей на смену эпохе Просвещения Большую роль в развитии элегии имело творчество Жуковского, Батюшкова, Дельвига, Кюхельбекера, Пушкина.

Цель работы - рассмотреть элегический жанр в русской поэзии начала XIX века.

1. Жанр элегии

История элегии насчитывает не одно тысячелетие. Элегический дистих - вид античной строфы; двустишие, первая строка которого имеет форму гекзаметра (см. одноименную статью), а вторая - пентаметра: Пентаметр (греч. pentametros) - пятимерник; последний в древнегреческом стихе долгий слог иногда превращался в краткий, и тогда 6-стопный (6-мерный) стих сокращался на 1 стопу. Пентаметр отдельно от гекзаметра не использовался, поэтому встречается только в элегическом дистихе. Можно заметить, что оба полустишия пентаметрической строки симметричны (3-стопный дактиль с мужской клаузулой) и одинаково соотносятся с левым полустишием в гекзаметре. Особенно четко симметрия частей пентаметра проявилась в русской силлабо-тонической поэзии. Поэтому допустимые стопные замены встречаются в пентаметре значительно реже, чем в гекзаметре В элегическом дистихе строки гекзаметра и пентаметра противопоставлены по ряду признаков. Прежде всего, по интонационному узору, что ярко проиллюстрировано в работе стиховеда О.И. Федотова

Будучи динамическим жанром, элегия существенно различается в те или иные исторические эпохи и в разных национальных традициях. Не должно смущать и то обстоятельство, что жанр элегии может быть сразу представлен несколькими жанровыми разновидностями. Так, элегия - самый распространенный лирический жанр эпохи романтизма - в русской поэзии начала ХIХ века предстает преимущественно в виде кладбищенской элегии (в духе "Сельского кладбища" Т. Грея). В 1810-1820-е годы начинает господствовать форма унылой элегии, получившая свое классическое выражение в лирике В. А. Жуковского и породившая огромное количество эпигонов.

Если произведение составлено из нескольких строф элегического дистиха, то могут быть противопоставлены по смыслу не стихи, а смежные двустишья. Так устроены некоторые эпиграммы Пушкина (“Царскосельская статуя”, “Отрок”). Наконец, парадоксальность, изначально свойственную форме элегического дистиха, могут выражать парные произведения. Парные эпиграммы у Пушкина - “На перевод Илиады” (восторженный отзыв) и “К переводу Илиады” (критический отзыв), “На статую играющего в свайку” (“книжное”, идеализирующее описание древнегреческого юноши) и “На статую играющего в бабки” (живое, реалистическое описание русского юноши из простонародья).

Выбор Пушкиным формы элегического дистиха для названных произведений далеко не случаен: они так или иначе связаны с темой Античности (царскосельская статуя и статуя играющего в свайку - подражания античным скульптурам, адресат эпиграмм на “Илиаду” Н.И. Гнедич - переводчик с древнегреческого языка).

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,

Боком одним с образцом схож и его перевод.

(А.С. Пушкин. К переводу Илиады)

Ту же связь обнаруживаем и в стихотворениях “Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?..”, “Рифма”, “Труд”.

Эта связь была определена широкой популярностью формы в древнегреческой, а затем и в древнеримской поэзии. Сперва чередование строк гекзаметра и пентаметра распространилось в лирическом жанре элегии (с патриотической тематикой - у Каллина и Тиртея, с любовной - у Мимнерма). В римской поэзии элегический дистих проникает как в предельно малые формы (эпиграммы Катулла), так и в большие (“Наука любви” Овидия).

Средневековые поэты-латинисты создают многочисленные подражания древним классикам, активно используя элегический дистих в жанрах эпитафии, сатирической эпиграммы, послания, даже научного трактата в стихах.

Пик интереса к элегическому дистиху - как в западноевропейской, так и в русской поэзии - приходится на период романтизма. Немецкие поэты И.В. Гете и Ф. Шиллер создают широкий цикл эпиграмм “Ксении”, вместивший несколько сотен сатирических двустиший.

2. Элегическое наследие В.А. Жуковского

Поэзия Жуковского поражала современников и привлекает сегодняшних читателей своей музыкальностью, мелодичностью. Он создал музыкальный словесный поток, в котором “слова - это ноты”.

Уж вечер... облаков померкнули края,

Последний луч зари на башнях умирает;

Последняя в реке блестящая струя

С потухшим небом угасает.

Все тихо: рощи спят; в окрестности покой;

Простершись на траве под ивой наклоненной,

Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,

Поток, кустами осененный.

Это строки из элегии “Вечер”, где музыка и слово будто слились воедино. Содержание ее составляет лирическое переживание при созерцании поэтом природы, которое вызывает меланхолические воспоминания и раздумья о дружбе, “о счастье юных дней”, об умерших друзьях, о своей судьбе и своем призвании:

Сижу задумавшись; в душе моей мечты;

К протекшим временам лечу воспоминаньем.

О дней моих весна, как быстро скрылась ты

С твоим блаженством и страданьем!

Мне рок судил: брести неведомой стезей,

Быть другом мирных сел, любить красы природы,

Дышать под сумраком дубравной тишиной

И, взор склонив на пенны воды,

Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.

В элегии “Невыразимое” Жуковский сам определил своеобразие своего творчества: предметом его поэзии было не изображение видимых явлений, а выражение мимолетных неуловимых переживаний.

Невыразимое подвластно ль выраженью?

Поэт желает удержать в полете

Не красоту невидимых явлений,

Но то, что слито с сей блестящей красотою, -

Сие столь смутное, волнующее нас,

Сей внемлемый одной душою

Обворожающего глас,

Сие к далекому стремленье,

Сей миновавшего привет...

В этом суть поэзии Жуковского. Она - история души поэта, его волнений, мечтаний и дум, лирическим выражением которых становятся его элегии. Тема очарования души, одаренной вдохновением, видением прекрасного, всегда мгновенного и невыразимого, с которой связывается у Жуковского понимание поэзии, была основной для его творчества. Она особенно ярко раскрывается в элегии “Таинственный посетитель”, о неуловимом чувстве очарования и томления души по неведомому идеалу говорят и стихотворения “Минувших дней очарованье...”, “К мимо пролетевшему знакомому гению”, “Я музу юную, бывало...”.

Тот же характер элегического очарования и идеальности несет в себе любовная лирика Жуковского, посвященная М.А. Протасовой. К ней относятся стихотворения “Мой друг, хранитель ангел мой...”, “О, милый друг! теперь с тобою...”, “К ней”, “Ты предо мной стояла тихо”

Жуковский знал и изображал внутренний мир человека, не удовлетворенного действительностью и очарованного невыразимой красотой любви, дружбы, природы, воспоминаний о пережитом счастье, надежд и романтических упований на далекое, неведомое, “очарованное Там”.

В медитативно-пейзажных элегиях Жуковского («Сельское кладбище», «Вечер», сюда же примыкает «Славянка») есть и описания сельской природы в духе державинской «вещественности». Этот стиль, естественно, не был открытием Жуковского, хотя в ином контексте и он приобретал новый колорит.

Одним из замечательнейших романтических произведений Жуковского является элегия «Славянка». «Могущество и разнообразие слога», о которых писал Пушкин, ей свойственны в высочайшей степени. И это разнообразие - прежде всего разнообразие впечатлений внешнего мира, на которые остро реагирует человеческое сознание. В «Славянке» воедино слиты впечатления сельской природы и размышления о славе отечества, грустные воспоминания, удивительные по зоркости наблюдения.

Воспоминанье здесь унылое живет;

Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,

Оно беседует о том, чего уж нет,

С неизменяющей Мечтою...

За патриотическими мечтами «бессмертия и славы» следуют почти «державинские» строки о стуке цепов и бегущих стадах, о возах со снопами и т.д., а затем - поразительно точное и в то же время опоэтизированное изображение зримого, внешнего мира:

Здесь храм между берез и яворов мелькает;

Там лебедь, притаясь у берега в кустах,

Недвижим в сумраке сияет.

Восприятие почти незаметных и для «прозаического» ума несущественных «событий», происходящих вокруг, подготовляет кульминацию стихотворения - романтический контакт «души» поэта с «душою» мира:

И воцарилася повсюду тишина;

Все спит... лишь изредка в далекой тьме промчится

Невнятный глас... или колыхнется волна...

Иль сонный лист зашевелится...

Смотрю... и мнится, все, что было жертвой лет,

Опять в видении прекрасном воскресает;

И все, что жизнь сулит, и все, чего в ней нет,

С надеждой к сердцу прилетает.

Но где он?.. Скрылось все... лишь только в тишине

Как бы знакомое мне слышится призванье,

Как будто Гений путь указывает мне

На неизвестное свиданье.

Лирические мотивы так естественно и незаметно меняются, что стихи становятся единым, живым, плавно льющимся музыкально-лирическим потоком, в котором отражается душа с малейшими оттенками и нюансами ее переживаний.

Элегия «На кончину ее величества королевы Виртембергской», по словам Белинского - «скорбный гимн житейского страдания и таинства утрат».

Жуковский рисует смерть Екатерины Павловны, сестры Александра I, не как смерть королевы (само это слово фигурирует только в названии), но как смерть молодой и красивой женщины; тема стихотворения - трагичность и несправедливость безвременной смерти молодой матери и жены. Жуковский последователен и верен своему несоциальному принципу изображения человека: мы видим в элегии как бы другой полюс его надсоциального гуманизма: на одном полюсе был «селянин», на другом - королева Виртембергская, в обоих Жуковскому важно их объединяющее «святейшее из званий - человек» (слова из послания Александре Федоровне, 1818 г.).

Скажи, скажи, супруг осиротелый,

Чего над ней ты так упорно ждешь?

С ее лица приветное слетело;

В ее глазах узнанья не найдешь;

И в руку ей рукой оцепенелой

Ответного движенья не вожмешь.

О! верь, отец, она невозвратима.

Супруг, зовут! иди на расставанье!

Сорвав с чела супружеский венец,

В последнее земное провожанье

Веди сирот за матерью, вдовец...

Жуковский в этой элегии с большой силой воссоздает смятенную несправедливостью судьбы человеческую мысль:

Ты улетел, небесный посетитель;

Ты погостил недолго на земли;

Мечталось нам, что здесь твоя обитель,

Навек своим тебя мы нарекли...

Пришла судьба, свирепый истребитель,

И вдруг следов твоих уж не нашли:

Прекрасное погибло в пышном цвете...

Таков удел прекрасного на свете!

Губителем, неслышным и незримым,

На всех путях Беда нас сторожит;

Приюта нет главам, равно грозимым;

Где не была, там будет и сразит.

Вотще дерзать в борьбу с необходимым:

Житейского никто не победит;

Гнетомы все единой грозной Силой;

Нам всем сказать о здешнем счастье: было!

У Жуковского есть замечательные произведения «поэзии мысли» - попытки воплотить сложную, стремящуюся познать законы человеческой жизни мысль, часто трагическую и философски значительную. Эти устремления в наибольшей степени выражены в «античных» балладах, в стихотворении «Цвет завета», послании к Александре Федоровне и в особенности в элегии «На кончину ее величества королевы Виртембергской».

В этой элегии сама мысль человека дана как способность «души». Жуковский не отделяет мысль от чувства. Подобная тенденция свойственна и медитативной элегии сентиментализма, но там «чувствительность» была эмоциональным дополнением к вполне рациональным суждениям. Сочетание «мысли» и «чувства» там несколько механистично

Но если вдруг, нежданная, вбегает

Беда в семью играющих Надежд;

Но если жизнь изменою слетает

С веселых, ей лишь миг знакомых вежд

И Счастие младое умирает,

Еще не сняв и праздничных одежд...

Тогда наш дух объемлет трепетанье

И силой в грудь врывается роптанье.

О наша жизнь, где верны лишь утраты,

Где милому мгновенье лишь дано,

Где скорбь без крыл, а радости крылаты

И где навек минувшее одно...

3. Элегии К.Н. Батюшкова

Среди произведений Батюшкова выделяется несколько написанных в разное время интимных элегий, где личное чувство поэта выражено более непосредственно. Это - «Воспоминания 1807 г.» и «Выздоровление» (оба между 1807-1809 гг.); «Вечер» (1810); «Тень друга», «Элегия» («Я чувствую, мой дар в поэзии погас...», 1815), «Разлука» («Напрасно покидал страну моих отцов...»), «Пробуждение» (1815). Чувство горести обусловлено несчастливой любовью, потерей дружбы, личным душевным опытом. Батюшков достигает здесь не только эмоциональной напряженности, но и подлинного психологизма.

Элегии этого типа можно разделить на две группы. Первую составляют стихотворения, в которых переживание воссоздается с помощью эпических или драматических приемов. В «Воспоминаниях 1807 г.», «Разлуке» («Напрасно покидал страну моих отцов...») и «Элегии» (1814) рассказана история верной любви. Поэт посещает разные страны, он сражается, любуется природой, но и в «столице роскоши», и на «Марсовых полях» его чувство постоянно:

Твой образ следовал с любовию за мною;

С печальным странником он неразлучен стал.

Как часто в тишине, весь занятый тобою,

В лесах, где Жувизи гордится над рекою,

И Сейна по цветам льет сребреный кристалл...

Я имя милое твердил

В прохладных рощах Альбиона,

И эхо называть прекрасную учил

В цветущих пажитях Ричмона.

(Элегия «Я чувствую, мой дар в поэзии погас...»)

Здесь лирическая тема решена эпически (даже с «цитированием» прямой речи - «я сказал»):

Исполненный всегда единственно тобой,

С какою радостью ступил на брег отчизны!

«Здесь будет, - я сказал, - душе моей покой...»

Как снова счастье мне коварно изменило...

В твоем присутствии страдания и муки

Я сердцем новые познал...

Элегия «Таврида», насыщенная сугубо литературными реминисценциями, в то же время вся строится на личной, «простодушно» доверительной интонации, на прямом обнаружении авторского «я» («Со мною делишь... Со мной в час вечера... Со мной, всегда со мной...» и т. д.).

Одна из лучших и наиболее типичных для Батюшкова элегий - «Тень друга»:

Вечерний ветр, валов плесканье,

Однообразный шум и трепет парусов,

И кормчего на палубе взыванье

Ко страже, дремлющей под говором валов, -

Все сладкую задумчивость питало.

Как очарованный, у мачты я стоял

И сквозь туман и ночи покрывало

Светила Севера любезного искал.

Вся мысль моя была в воспоминанье

Под небом сладостным отеческой земли,

Но ветров шум и моря колыханье

На вежды томное забвенье навели...

Монолог, обращенный к тени друга, явившейся поэту (с описанием погребения), исчезновение тени, данное почти в державинском стиле, и трогательны и эпически обстоятельны:

Лиризм наиболее интимных элегий Батюшкова - очень мягкий, нежный, сдержанный, чуждый какой бы то ни было аффектации, не только патетической, но и «чувствительной». Лирическое самораскрытие осуществляется не столько погружением в себя, сколько изображением внешнего мира, пробуждающего чувства поэта. Так, в «Выздоровлении» и особенно в «Моем гении» композиционным центром является образ любимой женщины, к которой обращен благодарный восторг поэта. В «Пробуждении» интенсивность любовной тоски дана как бесчувственность к дивной красоте природы, ставшей главным предметом изображения:

Ни сладость розовых лучей

Предтечи утреннего Феба,

Ни кроткий блеск лазури неба,

Ни запах, веющий с полей,

Ни быстрый лет коня ретива

По скату бархатных лугов,

И гончих лай, и звон рогов

Вокруг пустынного залива -

Ничто души не веселит,

Души, встревоженной мечтами...

Отражением воззрений, характерных для последних лет творчества поэта, явились две его элегии - «На развалинах замка в Швеции» (1814) и «Переход через Рейн» (1816). Перед читателем разворачиваются картины далекого исторического прошлого норманнов и германских племен, рожденных [в воображении поэта.

Там пели звук мечей и свист пернатых стрел,

И треск щитов, и гром ударов!

Кипящую брань среди опустошенных сел

И грады в зареве пожаров...

4. Элегии в творчестве поэтов пушкинского круга

В России к этой форме часто обращаются стихотворцы пушкинского круга А.А. Дельвиг (“Купидону”, “Мы”, “Утешение”, “Смерть” и др.) и В.К. Кюхельбекер (“Разлука”, “К Матюшкину”, “Отчизна”, “Memento mori” и др.).

Приведем здесь “Элегию“ Кюхельбекера.

Цвет моей жизни, не вянь! О время сладостной скорби,

Пылкой волшебной мечты, время восторгов,- постой!

Чем удержать его, друг мой? о друг мой, могу ли

привыкнуть

К мысли убийственной жить с хладной, немою душой,

Жить, переживши себя? Почто же, почто не угас я

С утром моим золотым? Дельвиг, когда мы с тобой

Тайными мыслями, верою сердца делились и смело

В чистом слиянии душ пламенным летом неслись

В даль за пределы земли, в минуту божественной

Было мне умереть, в небо к отцу воспарить,

К другу созданий своих, к источнику вечного света!-

Ныне я одинок, с кем вознесуся туда,

В области тайных знакомых миров? Мы розно, любезный,

С грозной судьбою никто, с жизнью меня не мирит!

Ты, о души моей брат! Затерян в толпе равнодушной,

Твой Вильгельм сирота в шумной столице сует,

Холод извне погашает огонь его сердца: зачем же

Я на заре не увял, весь еще я не лишен

Лучшей части себя - благодатных святых упований?

В памяти добрых бы жил рано отцветший певец!

По натуре Дельвиг был безмятежный созерцатель; Пушкин любил его за "детскую ясность" души и трунил над его спокойствием и солидностью, говоря, что он "родился женатым". Основной тон его элегий - идиллический; его любимые темы - лень, покой, тишина; его занимали онтологические мотивы, дальше которых не шел его чисто внешний "эллинизм". Немец по происхождению, Дельвиг, однако, за свои симпатии к народной русской поэзии и талантливые подражания народной песне может быть назван одним из первых русских поэтов-народников, правда, не без примеси немецкой сентиментальности и романтической меланхолии. "Идиллии Дельвига для меня удивительны, - писал Пушкин, - какую силу воображения должно иметь, чтобы так совершенно перенестись из XIX столетия в золотой век, и какое необыкновенное чутье изящного, чтобы так угадать греческую поэзию сквозь латинские подражания и немецкие переводы". Этот отзыв не лишен дружеского преувеличения, но идиллии - действительно лучшая часть поэтического наследия Дельвига.

5. Элегия в творчестве Пушкина и Баратынского

К середине 1820-х годов уже ощутимо проявляется кризис элегического жанра. В статье "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие" (1824) В.К. Кюхельбекер усиленно критикует замкнутость элегического типа сознания, его исключительную сосредоточенность на самом себе, на "своих скорбях и наслаждениях" и предлагает обратиться к жанру общественной оды. Однако творчество ведущих поэтов эпохи, Пушкина и Баратынского, показывает, что жанр элегии еще не исчерпал всех своих потенциальных возможностей. Поиск новых средств художественной выразительности, кардинальный пересмотр устаревшей концепции личности приводит этих поэтов к обретению новой философии жанра.

Историческое развитие жанра элегии убеждает в том, что элегия (как и многие другие динамические жанры) подвижна в своем идейно-эстетическом составе и, несмотря на известный традиционализм, все-таки способна к внутренней перестройке, а нередко и к кардинальному обновлению собственного "лица". В творчестве отдельных поэтов мы встречаемся, как правило, с совершенно индивидуальными вариантами элегии - оригинальными модификациями как жанровых разновидностей, так и жанра в целом.

В самом общем виде жанр - это устоявшийся в культуре ценностный тип отношения человека к миру. Так, наверное, никто не спутает элегическое состояние с пафосом гневной инвективы, черты идиллического мира с трагизмом балладной ситуации. Культурная картина мира (конечно, ее отдельный фрагмент или какой-нибудь существенный аспект) прессуется и отшлифовывается в философии жанра, навсегда запечатлевается в его эстетической структуре.

Между тем нельзя забывать, что концепция жанра далеко не исчерпывается аспектом нормативной поэтики. В литературе нового времени художник мыслит уже не жанровыми канонами, точнее, не в строго очерченных границах определенных канонических моделей, а в свободном культурно-историческом пространстве родовой "памяти жанров" (понятие М.М. Бахтина), перед ним открыто широкое поле эстетических экспериментов по жанровому синтезу.

Основоположник одного из направлений в отечественной жанрологии М.М. Бахтин предлагал выделять в концепции жанра несколько аспектов: аспект социологической поэтики (или конвенциональные отношения автора и читателя), аспект генетико-эволюционный (приведем в этой связи только одну бахтинскую цитату: "Жанр - представитель творческой памяти в процессе литературного развития") и собственно эстетический аспект (или архитектоническую форму произведения). По принципиальному убеждению ученого, "существенная жизнь произведения" (заметим, не сам текст, понятый формалистически, а именно эстетический объект) раскрывается во всей глубине лишь в процессе субъектно-личностного понимания, как "событие динамически-живого отношения героя и автора", как встреча по крайней мере двух сознаний. Именно такой эстетико-феноменологический подход к природе лирического жанра противопоставляется ученым традиционно академическому, в основе своей позитивистскому методу анализа.

Существенная жизнь лирического жанра не исчерпывается его канонической моделью. В динамической концепции жанра, более соответствующей эстетическим реалиям нового времени, уже не нормативная поэтика, а индивидуально-творческая эстетика начинает занимать ведущее место. Таким образом, наряду с вполне очевидными и давно выделенными конвенциональным (или коммуникативным) и генетико-эволюционным (или культурологическим) аспектами в концепции лирического жанра заявляет о себе еще один, может быть самый важный и основополагающий, аспект - эстетико-феноменологический.

Но одно дело теоретически признать историческую изменчивость жанра, его динамическую природу, а другое (и значительно более сложное) - объяснить сам механизм этой изменчивости в индивидуальной художественной практике поэтов, в конкретно разворачивающейся динамике "существенной жизни произведения". Может показаться, что концепция жанрового синтеза дает ответ на поставленный вопрос. Но согласно этой концепции новационный процесс жанрообразования в лучшем случае предстает как умелое комбинирование различных жанровых элементов, причем сам процесс комбинации воспринимается как безличный, иными словами, безотносительно к творческому сознанию художника. Вместе с тем процесс новационного жанрообразования в поэзии нового времени должен быть осмыслен как имманентный художественному сознанию творца, что находит свое адекватное выражение в развертывании индивидуально-эстетического опыта, в своего рода феноменологии жанра.

Продолжим разговор о жанре элегии в поэзии Пушкина и Баратынского. Разбор конкретных лирических произведений этих авторов позволит уточнить само определение природы элегического жанра, ибо широко бытующее в школьной среде представление об элегии как "песни печального содержания" (В.Г. Белинский), с нашей точки зрения, не выдерживает какой бы то ни было серьезной критики.

Обратимся к знаменитому болдинскому шедевру Пушкина "Безумных лет угасшее веселье...", имеющему характерное заглавие "Элегия". Несколько форсируя результаты исследования, заметим, что "элегия" - не только жанровое обозначение, но и тема стихотворения, объект пушкинской феноменологии лирического жанра.

Безумных лет угасшее веселье

Мне тяжело, как смутное похмелье.

Но, как вино, печаль минувших дней

В моей душе чем старе, тем сильней.

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И может быть -на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной (3,169).

Форма стихотворения - четырнадцатистрочник, выполненный 5-стопным драматическим ямбом парной рифмовки. Графически "Элегия" поделена самим поэтом на две части - секстину (или шестистишие) и октаву (восьмистишие), что отдаленно напоминает структуру "перевернутого", или "опрокинутого", сонета. Сама аналогия с сонетной формой, как мы постараемся показать в дальнейшем, не может быть признана случайной. В какой-то мере генезис подобной стиховой композиции у Пушкина находит следующее объяснение: в альманахе "Северные цветы на 1829 год" Баратынский публикует фрагмент 36-й элегии А. Шенье "Под бурею судеб, унылый, часто я..." - тоже четырнадцатистрочник, только 6-стопного ямба парной рифмовки, с характерным синтаксическим членением 6+8. Связь пушкинского текста и текста-прецедента Баратынского отмечена в специальной статье Л.Г. Фризмана

Но опосредована эта связь (помимо элегии А. Шенье) еще и диалектическим развитием поэтической мысли, свойственным жанровой структуре сонета.

Композиция сонета, этого в высшей степени драматического и диалектического жанра, представляет, наверное, самую совершенную форму воплощения поэтической мысли. Обращение Пушкина к этому жанру (в его классическом варианте) состоялось сравнительно поздно -болдинской осенью 1830 года (кстати, тогда же им написано и стихотворение "Элегия"). "Сонет" ("Суровый Дант не презирал сонета..."), "Поэту" и "Мадонна" - вот три классических образца пушкинского сонета. Причем показательно, что во всех трех случаях поэт отходит от формального канона - нарушает порядок чередования рифм в катренах, свободно варьируя перекрестный и охватный типы рифмовки, или практикует сплошную рифму в катренах и терцетах. В сонете "Мадонна" поэт допускает еще большую вольность - перенос из второго катрена в соседнюю секстину, а также повтор, по крайней мере дважды, одних и тех же лексем. Все это дало в свое время основание поэту П.П. Бутурлину - замечательному русскому сонетисту - заявить, может быть слишком категорично, что "сонеты Пушкина -не сонеты".

Еще более показательно, что задолго до болдинской осени 1830 года Пушкин обратился к форме четырнадцатистрочника, синтаксически подражающего строфике сонета. Первым на данную стиховую форму, т. е. целостное сочетание четырнадцати ямбических стихов с семью различно расположенными рифмами, обратил внимание Р. О. Якобсон. Исследователь выделил у Пушкина целый ряд таких стихотворений: "Муза" (1821), "Умолкну скоро я..." (1821), "Из письма к Вяземскому" (1825), "Я был свидетелем златой твоей весны..." (1825), "Элегия" (1830), "Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем..." (1830?). Более того, он даже причислил форму четырнадцатистрочника к разряду "излюбленных композиционных единиц" Пушкина-поэта. Представляется, что подобная конвергенция форм - четырнадцатистрочника вольной рифмовки и сонета - объясняется не столько их прямой генетической связью, сколько внутренним типологическим родством.

Возвращаясь к пушкинскому стихотворению "Элегия", следует особо отметить, что, в плане формы отходя от установленного канона, в плане содержания Пушкин соблюдает свойственную сонету диалектику развития лирической темы, условно говоря, ее трехчастность (тезис-антитезис-синтез), что подтверждается и синтаксической схемой 4+4+6 (интересно, что графическая разбивка стиха надвое, т.е. 6+8, вступает в отношения дополнительности с его тройственным синтактико-семантическим членением). При этом примечательно, что каждая из трех выделенных композиционных частей содержит внутреннее противоречие, гармонически разрешаемое поэтом.

Так, первые два двустишия, разделенные противительным союзом но, моделируют временной переход от прошлого к настоящему - сам процесс претворения тяжелого душевного опыта в "светлую печаль". Третье двустишие вводит тему будущего (грядущего волнуемое море), которое рисуется пока фатально и однозначно как труд и горе -по контрасту с угасшим весельем минувших лет. Но следующее двустишие, кстати говоря, опять-таки вводимое противительным союзом, дает совершенно новую обработку уже заявленной темы предвидений судьбы. Непреложному фатуму действительности, трагической мысли о смерти поэт решает противопоставить категорический императив: "Но не хочу, о други, умирать; / Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать".

Заметим, что данное двустишие приходится ровно на середину всей лирической композиции. Оно резко отличается от предшествующих и в грамматическом плане. Модальные конструкции маркируют ввод иной реальности - реальности поэтической мечты, преодолевающей трагические законы земного материального мира. Об этом Пушкин прекрасно скажет в другом болдинском стихотворении: "Тьмы низких истин мне дороже / Нас возвышающий обман" (3, 189). Особая волевая решимость лирического субъекта подчеркнута тавтологической внутренней рифмой, приходящейся на мужские цезуры первых полустиший рифмующихся попарно стихов: Но не хочу... -Я жить хочу... При этом важно отметить, что полное звуковое тождество (или тавтологическая рифма) оборачивается у Пушкина существеннейшим для всего стихотворения семантическим контрастом. Специфически пушкинским представляется также следующее обстоятельство: элегическая медитация, осваивая экзистенциальную проблематику, не случайно разворачивается в тесных рамках уединенного сознания, но удивительно, что начиная с 7-й строки она выходит в широкий мир дружеского общения, предполагающего установку на диалог (в этом плане показательна фигура обращения о други).

Последнее шестистишие открывается вводной конструкцией и ведаю. Семантика глагола указывает не на рациональный характер познания, а на целостное постижение бытия, мудрое ведание самой жизни. Поэт с упованием устремляет свой взгляд в будущее, вера помогает ему обнаружить еще не раскрытые грани бытия, его богатые, поистине неисчерпаемые потенциалы смысла. В структурном отношении указанное шестистишие представляет единое синтаксическое целое. В семантическом плане это конкретизация темы, начатой предшествующим двустишием, неожиданно открывающаяся сознанию поэта возможность гармонического преображения жизни силою творческой мечты. Как того требует жанровый канон сонета, заключительное шестистишие вбирает в себя и тему предшествующих катренов (ср.: "Меж горестей, забот и треволненья", "на мой закат печальный"), включая ее в новообразующийся плодотворный синтез. Несмотря на трагическое осознание неизбежности смертного часа, жизнь, по Пушкину, таит в себе непоколебимое благо, неисчерпаемые потенциалы наслаждения, вечно высвобождающееся чудо катарсиса.

Прослеженная нами диалектика развития лирической мысли, свойственная сонету, находит подтверждение и в философии элегического жанра -прежде всего в описании смешанных ощущений. Было бы глубоким заблуждением считать, что элегия ограничена только эмоцией печали и соответствующим этой эмоции содержанием. В опубликованном в журнале "Сын Отечества" за 1814 год "Рассуждении об элегии" (автор Мальт-Брен) читаем: "Размер сей, составленный из гекзаметра и пентаметра (речь идет о традиционном для жанра элегии стихотворном размере -элегическом дистихе; здесь и далее в цитате курсив автора. -О.З.), как кажется, изобретен в подражание двойной лидийской флейте, на которой играли перед войсками попеременно в два тона: в мажоре и в миноре. Величественный размер гекзаметра и живой ход пентаметра были, так сказать, изображением двутонной лидийской флейты и, подобно ей, услаждали слух смешением силы и легкости, живости и спокойствия". Пушкин, по всей видимости, был знаком с содержанием данного рассуждения.

Подобные замечания можно найти и в эстетических работах Гердера, а также в "Опыте науки изящного" А.И. Галича -ученика немецких философов и, как известно, лицейского учителя Пушкина. "Элегия, -писал А.И. Галич, -как тоскливое (здесь и далее в цитате курсив наш. -О.З.) или веселое пение, возбужденное воспоминанием, относится своей поэзией к былым или минувшим страдательным состояниям души, которые охладели теперь до того, что мы можем уже представлять себе их в мыслях, не чувствуя дальних потрясений и, например, хотя со слезами еще на глазах, но у же с расцветающею на устах улыбкою воспевать блага, которых лишаемся". В программной элегии "Меланхолия" Н. М. Карамзин давал следующее определение эмоционально-эстетической природе элегического состояния:

О Меланхолия! нежнейший перелив

От скорби и тоски к утехам наслажденья!

Веселья нет еще, и нет уже мученья;

Отчаянье прошло... Но, слезы осушив,

Ты радостно на свет взглянуть еще не смеешь

И матери своей, Печали, вид имеешь.

В свете всего вышеприведенного становится понятной пушкинская феноменология элегического жанра. В своем стихотворении поэт воспроизводит с удивительной точностью, доходящей подчас до эмблематической выраженности, жанровое лицо элегии: причудливое сочетание еще не высохших на глазах слез и уже расцветающей на устах улыбки. Сама переходность элегического состояния, смешанная природа чувств лирического субъекта подчеркивается у Пушкина грамматической формой будущего времени, сулящей желанную, но во многом еще недоступную перспективу, а также вводным оборотом может быть ("И может быть -на мой закат печальный / Блеснет любовь улыбкою прощальной"), который указывает на неустойчивость обретенной гармонии, хрупкость самой поэтической мечты.

Тем самым окончательно проясняется феноменологический образ элегии, рисующийся в творческом сознании Пушкина. Взаимными усилиями двух жанров -философией элегии и композиционной структурой сонета -поэт добивается поразительного ощущения гармонии противоречий, "двусмысленного апофеоза бытия".

Отмеченный эстетический эффект пушкинской "Элегии" особенно наглядно проявляется на фоне стихотворения Баратынского "Из А. Шенье":

Под бурею судеб, унылый, часто я,

Скучая тягостной неволей бытия,

Нести ярмо мое утрачивая силу,

Гляжу с отрадою на близкую могилу,

Приветствую ее, покой ее люблю,

И цепи отряхнуть я сам себя молю.

Но вскоре мнимая решимость позабыта

И томной слабости душа моя открыта:

Страшна могила мне; и ближние, друзья,

Мое грядущее, и молодость моя,

И обещания в груди сокрытой музы -

Все обольстительно скрепляет жизни узы,

И далеко ищу, как жребий мой ни строг,

Я жить и бедствовать услужливый предлог.

Элегическая медитация Баратынского четко делится на две части, границей между которыми выступает противительный союз но в 7-й строке. Развитие поэтической мысли идет от тезиса к антитезису, что подчеркнуто системой лексико-семантических оппозиций: так, унынию и скуке от тягостной неволи бытия, стимулирующим решимость лирического субъекта (пусть и мнимую) на самоубийство, противопоставлена томная слабость души и обольстительность самой жизни с ее грядущими упованиями и воспоминаниями молодости. Если в первой части ярмо бытия оказывается непосильно, а образ цепей настоятельно связан с ощущением неволи, то во второй части цепи рока, давящие и порабощающие, заменяются на узы жизни, которые, напротив, скрепляют индивидуальное бытие. Роль синтеза в поэтической композиции у Баратынского выполняет последнее двустишие, оно подводит итог тому, что заявлено в двух предыдущих частях: отзвуки недавней трагедии еще слышны (ср.: "как жребий мой ни строг"), но сила жизни берет свое. Заключительное резюме вбирает в себя достойный итог и первого и второго размышления, что подтверждается окончательно найденной формулой "жить и бедствовать".

Итак, рассмотренные нами образцы элегий Пушкина и Баратынского убеждают в том, что жанр элегии в своем историческом развитии обнаруживает необыкновенную динамичность, стыкуясь с различными темами, начиная с любовной и кончая философско-метафизической. Подвергаясь существенной трансформации, изменяясь почти до неузнаваемости (если исходить из канонических представлений о жанре), элегия во всех ее индивидуальных модификациях все равно остается единым жанром. Вот что писал о законах жанрового развития Ю.Н. Тынянов: "Представить себе жанр статической системой невозможно уже потому, что самое-то сознание жанра возникает в результате столкновения с традиционным жанром (т.е. ощущения смены -хотя бы частичной -традиционного жанра "новым", заступающим его место). Все дело здесь в том, что новое явление сменяет старое, занимает его место и, не являясь "развитием" старого, является в то же время его заместителем. Когда этого "замещения" нет, жанр как таковой исчезает, распадается"http://www.eunnet.net/proceedings/?base=mag/0011(03_06-1999)&xsln=showArticle.xslt&id=a01&doc=../content.jsp - ref15#ref15.

При этом вот что примечательно: возобновляясь все в новых и новых формах, иными словами, постоянно "смещаясь", элегия предполагает и нечто устойчивое и неизменное. Это то, что М.М. Бахтин называл "памятью жанра". Образно это можно было бы представить так: в структуре изучаемого произведения собственно жанра нет, но есть "тень", которую этот жанр отбрасывает. Каким бы неузнаваемым нам ни казалось жанровое лицо того или иного произведения, "память жанра" в нем все равно остается: она образует тот устойчивый фон жанровой традиции, на котором отчетливее оттеняются возникающие структурно-содержательные новации.

И еще одно очень важное соображение. Механизмом жанровой динамики в поэзии нового времени становится феноменологизация жанрового сознания. Жизнь жанра протекает в творческом сознании поэта. Этим, собственно, и обусловлена постоянная "смещаемость" жанра в процессе его бытования (то, что В.Н. Турбин называл "обратимостью жанра -его способностью превращаться в другие жанры, способностью рождаться, крепнуть, утверждаться, а затем умирать, мешая жить другим"). История пушкинской элегии красноречиво свидетельствует о том, что задача, достойная современного поэта, - не воспроизведение устойчивых канонических моделей, не рабское подражание классическим образцам (все это в лучшем случае выглядело бы более или менее удачной стилизацией), а поиск индивидуального авторского жанра, раскрытие его неповторимого феноменологического опыта.

Заключение

жанр элегия романтизм пушкин

Жанр элегии был очень органичен романтической поэзии начала девятнадцатого века. Восприятие почти незаметных и для «прозаического» ума несущественных «событий», происходящих вокруг, подготовляет кульминацию элегии - романтический контакт «души» поэта с «душою» мира. В элегиях поэтов-романтиков осуществились попытки воплотить сложную, стремящуюся познать законы человеческой жизни мысль, часто трагическую и философски значительную. Следуя канонам античного стихосложения, поэты-романтики обогатили жанр элегии новыми находками.

Список литературы

1. Балакина Т.И., “История русской культуры”, М., 1995.

2. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. 5-е изд., доп. Киев, 1994. С. 314.

3. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 13.

4. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: "Элегическая школа". СПб., 1994.

5. Галич А.И. Опыт науки изящного // Русские эстетические трактаты первой трети ХIХ века: В 2 т. Т.2. М., 1974. С. 262.

6. Зырянов О.В. Пушкинская феноменология элегического жанра /О.В. Зырянов // Известия Уральского государственного университета. - 1999. - № 11.

7. Карамзин Н.М., Дмитриев И.И. Стихотворения. Л., 1958.

8. Кюхельбекер В.К. Сочинения. Л., 1989. С. 437.

9. Семенко И.М. Поэты пушкинской поры. М., 1970.

10. Тынянов Ю.Н. Литературный факт // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

11. Федотов О.И. Основы русского стихосложения. М., 1997.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

    Биография и творческий путь Константина Николаевича Батюшкова. Элегия как жанр новой романтической литературы. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Литературные вкусы, отличительные черты прозы, чистота, блеск и образность языка.

    презентация , добавлен 31.01.2015

    Основные факты биографии Константина Николаевича Батюшкова (1787-1855) - предшественника А.С. Пушкина, поэта раннего русского романтизма, родоначальника новой "современной" русской поэзии. Аникреонтические и эпикурейские мотивы в творчестве поэта.

    презентация , добавлен 05.09.2013

    Тема стихотворения "Элегия" А.С. Пушкина. Художественно-выразительные средства, сравнения, олицетворения, эпитеты и антитеза в стихотворении. Грустный и повышенный пафос в стихотворении. Рассказ о жизни поэта и его готовности пройти свой путь до конца.

    реферат , добавлен 08.05.2013

    Основные черты русской поэзии периода Серебряного века. Символизм в русской художественной культуре и литературе. Подъем гуманитарных наук, литературы, театрального искусства в конце XIX-начале XX вв. Значение эпохи Серебряного века для русской культуры.

    презентация , добавлен 26.02.2011

    Общая характеристика "Золотого века" русской поэзии; главные достижения гениальных творцов XIX века. Ознакомление с творческой деятельностью основных представителей данного периода - Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Грибоедова, Дельвига и Вяземского.

    реферат , добавлен 11.07.2011

    Особенности восприятия и основные черты образов Италии и Рима в русской литературе начала XIX века. Римская тема в творчестве А.С. Пушкина, К.Ф. Рылеева, Катенина, Кюхельбекера и Батюшкова. Итальянские мотивы в произведениях поэтов пушкинской поры.

    реферат , добавлен 22.04.2011

    XIX век - "Золотой век" русской поэзии, век русской литературы в мировом масштабе. Расцвет сентиментализма – доминанты человеческой природы. Становления романтизма. Поэзия Лермонтова, Пушкина, Тютчева. Критический реализм как литературное направление.

    доклад , добавлен 02.12.2010

    Краткий очерк жизни, личностного и творческого становления великого российского поэта начала XX века Василия Жуковского. Характеристика поэзии "Сельское кладбище" как первого произведения поэта, анализ любовной и эпической лирики, гуманизм Жуковского.

    курсовая работа , добавлен 06.05.2009

    Лирический герой и авторская позиция в литературоведении, особенности их разграничения. Эпос и лирика: сопоставление принципов. Приемы воплощения и способы выражения авторской позиции. Специфика лирического героя и автора в поэзии Пушкина и Некрасова.

    дипломная работа , добавлен 23.09.2012

    Новаторство и традиции русской поэзии начала ХХ века, основательная трансформация традиционных жанров оды, романса, элегии и развитие нетрадиционных жанров: фрагмент, миниатюра, лирическая новелла. Особенности творчества Есенина, Блока, Маяковского.

Раздел очень прост в использовании. В предложенное поле достаточно ввести нужное слово, и мы вам выдадим список его значений. Хочется отметить, что наш сайт предоставляет данные из разных источников – энциклопедического, толкового, словообразовательного словарей. Также здесь можно познакомиться с примерами употребления введенного вами слова.

Значение слова элегия

элегия в словаре кроссвордиста

Толковый словарь живого великорусского языка, Даль Владимир

элегия

ж. жалобное, грустное, унылое стихотворенье. В первой четверти этого века было много элегических писателей.

Толковый словарь русского языка. Д.Н. Ушаков

элегия

элегии, ж. (греч. elegeia). В античной поэзии - стихотворение написанное двустишиями определенной формы, первонач. разнообразного содержания, а впоследствии, в римской поэзии, преимущ. любовного содержания и печального тона (лит.).

В новой европейской поэзии - лирическое стихотворение, проникнутое грустью и посвященное преимущ. любовным мотивам или каким-н. размышлениям общего характера (лит.).

Название нек-рых музыкальных (вокальных и инструментальных) произведений сходного характера (муз.).

Толковый словарь русского языка. С.И.Ожегов, Н.Ю.Шведова.

элегия

    Лирическое стихотворение, проникнутое грустью. Романтическая э.

    Музыкальная пьеса задумчивого, скорбного характера.

    прил. элегический, -ая, -ое.

Новый толково-словообразовательный словарь русского языка, Т. Ф. Ефремова.

элегия

    Поэтический жанр в литературе XVIII в. - начала XIX в.

    1. Лирическое стихотворение, проникнутое грустью, печалью.

      Стихотворение, написанное двустишиями определенной формы и заключающее в себе размышления поэта (в античной поэзии).

  1. Вокальное или инструментальное музыкальное произведение, проникнутое грустным, печальным настроением.

    перен. Грусть, меланхолия.

Энциклопедический словарь, 1998 г.

элегия

ЭЛЕГИЯ (греч. elegeia)

    жанр лирической поэзии; в ранней античной поэзии - стихотворение, написанное элегическим дистихом, независимо от содержания; позднее (Каллимах, Овидий) - стихотворение грустного содержания. В новоевропейской поэзии сохраняет устойчивые черты: интимность, мотивы разочарования, несчастливой любви, одиночества, бренности земного бытия, определяет риторичность в изображении эмоций; классический жанр сентиментализма и романтизма ("Признание" Е. Баратынского).

    Вокальная или инструментальная музыкальная пьеса задумчивого, печального характера.

Элегия

(греч. elegeia, от elegos ≈ жалобная песня), литературный и музыкальный жанр; в поэзии ≈ стихотворение средней длины, медитативного или эмоционального содержания (обычно печального), чаще всего ≈ от первого лица, без отчётливой композиции. Э. возникла в Греции в 7 в. до н. э. (Каллин, Мим-нерм, Тиртей, Феогнид), первоначально имела преимущественно морально-политическое содержание; потом, в эллинистической и римской поэзии (Тибулл, Проперций, Овидий), преобладающей становится любовная тематика. Форма античной Э. ≈ элегический дистих . В подражание античным образцам Э. пишутся в латинской поэзии средних веков и Возрождения; в 16≈17 вв. Э. переходит в новоязычную поэзию (П. Ронсар во Франции, Э. Спенсер в Англии, М. Опиц в Германии, Я. Кохановский в Польше), но долго считается второстепенным жанром. Расцвет наступает в эпоху предромантизма и романтизма («унылые Э.» Т. Грея, Э. Юнга, Ш. Мильвуа, А. Шенье, А. Ламартина, «любовные Э.» Э. Парни, реставрация античной Э. в «Римских элегиях» Гёте); затем Э. постепенно теряет жанровую отчётливость, и термин выходит из употребления, оставаясь лишь как знак традиции («Дуинские элегии» Р. М. Рильке, «Буковские элегии» Б. Брехта). В русской поэзии Э. появляется в 18 в. у В. К. Тредиаковского и А. П. Сумарокова, переживает расцвет в творчестве В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова, А. С. Пушкина («Погасло дневное светило...», «Редеет облаков...», «Безумных лет угасшее веселье...»), Е. А. Баратынского, Н. М. Языкова; со 2-й половины 19 в. слово «Э.» употребляется лишь как заглавие циклов (А. А. Фет) и отдельных стихотворений некоторых поэтов (А. Ахматова, Д. Самойлов).

Э. в музыке ≈ воплощение элегического стихотворения (например, романс «Для берегов отчизны дальней» Бородина, «Элегия» Массне для голоса с сопровождением фортепьяно и виолончели). По образцу таких сочинений создаются и чисто инструментальные пьесы (Э. из серенады для струнного оркестра Чайковского, Э. для фортепьяно Рахманинова, Листа и др.).

Лит.: Фризман Л. Г., Жизнь лирического жанра. Русская элегия от Сумарокова до Некрасова, М., 1973.

М. Л. Гаспаров (Э. в литературе)

Википедия

Элегия (музыка)

Эле́гия - камерное музыкальное произведение задумчивого, печального характера.

Элегия как инструментальная пьеса развивалась преимущественно на рубеже XIX-XX веков в творчестве Ферруччо Бузони, Эдварда Грига, Габриэля Форе, Сергея Рахманинова, Василия Калинникова. Особую популярность приобрела «Элегия» Массне, как в инструментальном варианте, так и в вокальной переработке. К элегии тяготели и отдельные вокальные произведения песенно-романсового жанра - например, «Элегия» из вокального цикла Модеста Мусоргского «Без солнца».

Элегия (фильм)

«Элегия» - мелодрама испанского режиссёра Изабель Койшет. Сюжет фильма основан на романе Филипа Рота «Умирающее животное» . Действие романа происходит в Нью-Йорке; снимался фильм в Ванкувере.

Элегия (Секретные материалы)

«Элегия» - 22-й эпизод 4-го сезона сериала «Секретные материалы» . Премьера состоялась 4 мая 1997 года на телеканале FOX . Эпизод принадлежит к типу « монстр недели » и никак не связан с основной «мифологией сериала», заданной в первой серии. Режиссёр - Джеймс Чарльстон, автор сценария - Джон Шибан, приглашённые звёзды - Стивен Портер, Алекс Брухански, Сидни Лэссик.

Главные герои серии - Фокс Малдер (Дэвид Духовны) и Дана Скалли (Джиллиан Андерсон), агенты ФБР, расследующие сложно поддающиеся научному объяснению преступления, называемые Секретными материалами.

Элегия (Массне)

Элегия - произведение французского композитора Жюля Массне, один из наиболее известных образцов музыкального жанра элегии.

Первоначально это сочинение было написано как фортепианная пьеса и вошло в цикл Массне «Жанровые пьесы» 1866 года (Op. 10) под номером 5. Затем, работая в 1872 году над музыкой к драме Леконта де Лиля «Эриннии» , Массне переложил Элегию для виолончели; при постановке пьесы элегия исполнялась во втором акте и представляла собой грустную песню Электры; в 1876 году Массне опубликовал весь цикл музыки к драме де Лиля в переложении для большого симфонического оркестра. Наконец, к этой мелодии известным французским либреттистом и постоянным соавтором Массне Луи Галле был написан текст (Ô, doux printemps d’autrefois ), и, таким образом, возникла вокальная версия (позднее на те же слова Галле написал свой романс также Чарльз Айвз). В дальнейшем появилось множество иных аранжировок - например, переложение для гитары Жака Боша.

По заказу русского певца Фёдора Шаляпина был написан (по-видимому, А. Сантагано-Горчаковой) русский вариант текста, лишь в самых общих чертах напоминающий оригинал Галле. В России, да и в остальном мире, это произведение известно, прежде всего, именно благодаря записи в исполнении Шаляпина. Как состязание с Шаляпиным расценивает, в частности, современный критик исполнение этого произведения певицей Монсеррат Кабалье:

Ценителям серьёзной музыки хорошо известна «Элегия» Массне в исполнении знаменитого русского баса. Кабалье же предложила свою трактовку этого произведения. «Нежная грусть, изящная меланхолия, оттенённая звуковыми "вуалями", и ко всему этому - лёгкий привкус салонности», - так комментирует «Элегию» Массне в исполнении Монтсеррат Кабалье один из российских искусствоведов. «У Шаляпина - всё иное, всё совсем по-другому. Никакой грусти, только страсть и экспрессия, ни малейшего намёка на "салонность"». Кто же прав - почивший в Бозе Фёдор Шаляпин, гениально интерпретировавший партитуру Массне, или ныне здравствующая Монтсеррат Кабалье, не пожелавшая в подражание гению извлекать из салонно-лирической пьесы жгучие драматические страсти? Думается, что однозначно на этот вопрос сможет ответить только полный дилетант.

В то же время Элегию Массне записали также Энрико Карузо (1913), Мариан Андерсон, Джузеппе ди Стефано, Роза Понсель, Альфредо Краус, Николай Гедда, Арис Христофеллис, Пласидо Доминго и другие исполнители.

Элегия Массне звучит во многих художественных фильмах. «Элегия Массне» - также название новеллы русского писателя Александра Житинского (1984).

Элегия (Введенский)

«Эле́гия » - стихотворение русского поэта Александра Ивановича Введенского. Написано предположительно в 1940 году. Первая публикация в СССР - в 1967 году в малодоступном широкому читателю издании. Широкое бытование этого текста в русской культуре началось в 1980-е годы: сначала в США в издательстве « Ardis Publishing » вышло двухтомное собрание сочинений Введенского, затем в числе других произведений «возвращённой литературы» в годы « перестройки » «Элегия» была опубликована В. И. Глоцером в 1987 году в журнале « Новый мир ».

На общем фоне сохранившихся «взрослых» текстов Введенского, которые принято считать абсурдистскими, «Элегия», как отмечал ещё её первый зарубежный републикатор Р. Милнер-Галланд, существенно выделяется кажущейся простотой и ясностью. «Холодное стальное совершенство [и] стоическая лёгкость » (формулировка Ольги Мартыновой) отличают её; Мартынова пишет, что это и не элегия , а ода на ужас .

«Элегия» состоит из 72 строк, разбитых на 9 восьмистиший. Рифмовка внутри строфы - AAABCCCB (таким образом, в стихотворении используются только женские рифмы). Общий стихотворный размер - 4-стопный ямб , однако 4-я и 8-я строки каждой строфы «укорочены» до 3-стопного ямба. Стихотворению предпослан эпиграф - две строчки 4-стопного ямба с дактилическими окончаниями, которые рифмуются между собой.

Филологи находят в этом тексте многие разнообразные аллюзии и параллели - от « Слова о полку Игореве » до, например, « Лесного царя » Гёте. Принципиально важно для «Элегии» наследие А. С. Пушкина.

Примеры употребления слова элегия в литературе.

Элегии , элегии без конца, мадригалы какие-то, рондо, чтоб их дьявол побрал, игрушки, безделки -- и все это тогда, когда деспотизм крепчает, крестьяне рабы, а Аракчеев и Меттерних шпицрутенами Европу хлещут.

Любовь к Оливье де Маньи, как мы уже говорили, на наш взгляд, продиктовала Луиза Лабе лучшие из ее элегий и сонетов.

Поэма вышла собранье разрозненных ощущений, нежных элегий , колких эпиграмм, картинных идиллий, и, по прочтенье ее, наместо всего выступает тот же чудный образ на все откликнувшегося поэта.

Такая обширная выписка из письма Парни казалась нам необходимой: сам автор неизменно - с 1782 года - включал это письмо во все собрания своих сочинений, завершая им даже сборники элегий .

Характерна в этом смысле и сохранившаяся в памяти мемуаристов и современников-биографов реальная подоснова этих элегий : стихи Парни отличаются столь неподдельной подлинностью, что читателя неудержимо влечет узнать - кто же она, эта Элеонора?

Каждая из его игр столь искренне и глубоко стремилась к своему решению и в конце концов с такой благородной резиньяцией отказывалась от него, что это становилось как бы совершенно построенной элегией на бренность, присущую всему прекрасному, и на проблематичность, отмечающую в конце концов все высокие устремления человеческого духа.

Но вместе с тем Проперций - поэт сильной страсти и непосредственного чувства: в его элегиях ярко обрисован образ любимой им женщины Кинфии, любовь к которой всецело поглощала поэта.

В теории такова была и позиция Тома Сибиле, полагавшего, что введение новых жанров - оды, сонета, сатиры, элегии и других - вовсе не противоречит развитию старых жанровых форм, ибо ода вполне соотносима с эпиграммой, сатира - с кок-а-ланом, элегия - с ле.

Галл, чьи стихи до нас не дошли, создал римскую любовную элегию , Тибулл и Пропорций блестяще ее разработали.

И не только мотивы: в элегии стала традиционной циклизация стихов, объединенных именем возлюбленной, всегда вымышленным, как имя Лесбии у Катулла.

В его элегиях все перевернуто с ног на голову и неприступная дама и ее томный воздыхатель предстают в виде сговорчивой ветреницы и самонадеянного соблазнителя.

Джон Бенсон издает поэтические произведения Шекспира, куда включает и поэму о Голубе и Феникс из честеровского сборника, тоже без заглавия и без ссылки на источник - перед элегиями на смерть Шекспира.

Повыше редкой зубчатки вершин хребта, обнимавшего долину с двух сторон, в желтоватой дымке виднелись башни, купола, жилые небоскребы и общественные здания столицы планеты Элегии Марии.

Там Дюма узнал, что Адольф де Левен пишет стихи и даже посылает молодым девицам элегии собственного сочинения, отчего он пришел в восторг.

Он видел Трагедию, обращавшую на себя внимание суровым величием осанки, Сатиру, хмуро притаившуюся в гримасе зависти и недовольства, Элегию , выражавшую свою тоску в похоронной гримасе, Пастораль, дремавшую с томной миной, Оду, отличавшуюся безумным взором, и Эпиграмму, прищурившуюся с дерзкой насмешкой.

Элегия - это лирический жанр поэзии. Сначала он определялся по форме стиха, потом доминирующим свойством стало определенное настроение и содержание стихотворения. Сейчас элегией называют произведение с грустными и задумчивыми мотивами.

Что такое элегия в литературе

Изначально термин «элегия» обозначал специфическую форму стиха. В такой форме создавались произведения разнообразной тематики. Архилох написал обличительные, но в то же время печальные произведения, Солон - элегии с философским содержанием, Каллин и Тиртей - элегии про войну, Мимнерм анализировал с помощью элегии политические темы.

В древних римлян этот термин приобретает несколько отличающееся толкование. Элегия у них имеет свободную форму, поэтому приобретает определенное содержание - растет количество произведений о любви. Знаменитыми римлянами в этом жанре были Катулл, Тибулл, Овидий.

В подражании античным примерам, были созданы элегии в эпоху Возрождения и в средние века. Но все это время элегия как жанр оставалась второстепенной. Но положение меняется с середины XVIII века.

В 1751 году англичанин Томас Грей пишет элегию, которая стала образцом для авторов разных стран. У нас ее перевод сделал В.А. Жуковский (элегия 1802 года, «Сельское кладбище»). Элегия Грея стала своеобразным моментом, с которого начал развиваться сентиментализм. Тут поэзия не имеет доминирования разума и четких законов, уступив место внутренним переживаниям. В это время элегия - это стихотворение, которое пронизано задумчивостью и грустью. Для таких произведений характерны такие мотивы: одиночество, разочарование, интимность переживаний, несчастливая любовь.

Во второй половине XIX века элегия как жанр утратил былую популярность и встречается только как название циклов и отдельных стихотворений.

Элегия в музыке

Также жанр «элегия» использован в музыке. Значит он элегическое стихотворение, воплощенное в музыку (например, романс). В том числе, по такому образцу созданы исключительно инструментальные произведения (произведения Листа, Чайковского, Рахманинова).

Теперь Вы знаете, что такое элегия!

Эле́гия (др.-греч. ἐλεγεία) - жанр лирической поэзии; в ранней античной поэзии - стихотворение, написанное элегическим дистихом, независимо от содержания; позднее (Каллимах, Овидий) - стихотворение с характером задумчивой грусти. В новоевропейской поэзии элегия сохраняет устойчивые черты: интимность, мотивы разочарования, несчастливой любви, одиночества, бренности земного бытия, определяет риторичность в изображении эмоций; классический жанр сентиментализма и романтизма («Признание» Евгения Баратынского).

Возник в античной поэзии; первоначально так называли плач над умершим. Элегия основывалась на жизненном идеале древних греков, в основе которого лежала гармония мира, соразмерность и уравновешенность бытия, неполные без грусти и созерцательности, эти категории и перешли в современную элегию . Элегия может воплощать как жизнеутверждающие идеи, так и разочарование. Поэзия XIX века еще продолжала развивать элегию в "чистом" виде, в лирике ХХ века элегия встречается, скорее, как жанровая традиция, как особое настроение. В современной поэзии элегия - это бессюжетное стихотворение созерцательного, философского и пейзажного характера.

В русской поэзии перевод Жуковским элегии Грея («Сельское кладбище»; 1802) определенно положил начало новой эпохе, окончательно вышедшей за пределы риторики и обратившейся к искренности, интимности и глубине. Эта внутренняя перемена отразилась и в новых приемах стихосложения, введённых Жуковским, который является, таким образом, родоначальником новой русской сентиментальной поэзии и одним из великих её представителей. В общем духе и форме элегии Грея, то есть в виде больших стихотворений, исполненных скорбного раздумья, написаны такие стихотворения Жуковского, названные им самим элегиями, как «Вечер», «Славянка», «На кончину кор. Вюртембергской». К элегиям причисляют и его «Теон и Эсхил» (точнее, это - элегия-баллада). Элегией назвал Жуковский свое стихотворение «Море».

В первой половине XIX века давать своим стихотворениям названия элегий было распространено, особенно часто свои произведения называли элегиями Батюшков, Баратынский, Языков и др.; впоследствии, однако, это вышло из моды. Тем не менее элегическим тоном проникнуты многие стихотворения русских поэтов.

Пробы писать элегии в России до Жуковского делали такие авторы, как Павел Фонвизин, Богданович, Аблесимов, Нарышкин, Нартов, Давыдов и др.

13. Жанровая модель: баллада. (примеры)

Балла́да - лироэпическое произведение, то есть рассказ, изложенный в поэтической форме, исторического, мифического или героического характера. Сюжет баллады обычно заимствуется из фольклора. Баллады часто кладутся на музыку.

Баллада появилась в русской литературе в начале XIX века, когда отжившие свой век традиции старого псевдоклассицизма стали быстро падать под влиянием немецкой романтической поэзии. Первая русская баллада, и притом - оригинальная и по содержанию, и по форме - «громвал» Г. П. Каменева (1772-1803). Но главнейшим представителем этого рода поэзии в русской литературе был В. А. Жуковский (1783-1852), которому современники дали прозвище «балладника» (Батюшков), и который сам в шутку называл себя «родителем на Руси немецкого романтизма и поэтическим дядькой чертей и ведьм немецких и английских». Первая его баллада «Людмила» (1808) переделана из Бюргера («Lenore»). Она произвела сильное впечатление на современников. «Было время, - говорит Белинский, - когда эта баллада доставляла нам какое-то сладостно-страшное удовольствие, и чем более ужасала нас, тем с большей страстью мы её читали. Она коротка казалась нам во время оно, несмотря на свои 252 стиха». Жуковский перевёл лучшие баллады Шиллера, Гёте, Уланда, Зейдлица, Соути, Мура, В. Скотта. Оригинальная его баллада «Светлана» (1813) была признана лучшим его произведением, так что критики и словесники того времени называли его «певцом Светланы».

Баллада как сюжетное стихотворное произведение представлено такими образцами, как «Песнь о вещем Олеге» Пушкина. Ему принадлежат также баллады «Бесы» и «Утопленник», Лермонтову - «Воздушный корабль» (из Зейдлица); Полонскому - «Солнце и месяц», «Лес» и др. Целые отделы баллад находим в стихотворениях графа А. К. Толстого (преимущественно - на древнерусские темы) и А. А. Фета.

У Жуковского встречаются три типа баллад – «русские» (некоторым балладам он дает такой подзаголовок; среди них – «Людмила», «Светлана», «Двенадцать спящих дев»; вслед за Жуковским такими же подзаголовками снабжали свои баллады и другие отечественные авторы), «античные» («Ахилл», «Кассандра», «Ивиковы журавли», «Жалобы Цереры», «Элевзинский праздник», «Торжество победителей»; античный, мифологический сюжет – приобретение литературной баллады, поскольку народная баллада основана на средневековом предании) и «средневековые» («Замок Смальгольм, или Иванов вечер», «Баллада о старушке…», «Поликратов перстень», «Рыцарь Роллон» и др.).

Все названия баллад условны и связаны с тем, какой сюжет развивается в балладе. Подзаголовок «русская баллада» подчеркивал также переделку средневековой баллады в национальном духе. В «русских балладах» Жуковский воскрешает старинный мотив народных исторических и лирических песен: девушка ждет милого друга с войны. Сюжет разлуки влюбленных необычайно важен, потому что в нем живет народная мораль, принимающая часто наивно-религиозную форму. Все баллады объединяются гуманным миросозерцанием, общим для жанра в целом.

В литературной балладе любое историческое или легендарное предание может стать сюжетом, в том числе современное (например, «Ночной смотр» Жуковского и «Воздушный корабль» Лермонтова). Историческое время и историческое место действия в балладе условны. Такие события, которые произошли, например, в средневековье, могли быть в литературной балладе приурочены и отнесены к античности, к Греции или Риму, к современной России и вообще к выдуманной, небывалой стране. На самом деле все действие совершается вне истории и вне конкретного пространства. Время и пространство баллады – это вечность, живущая по постоянному графику: утро, день, вечер, ночью Все временное, исторически преходящее отступает на второй план. Точно так же пространство баллады – весь мир, вся вселенная, у которой тоже есть свои постоянные места – горы, холмы, реки, равнины, небо, леса. Они опять-таки не прикреплены к какой-либо одной стране. Действие баллады развертывается на виду всей вселенной как во времени, так и в пространстве. Человек в балладе поставлен лицом к лицу с вечностью, со всей судьбой. В таком сопоставлении главную роль играют не его социальное или материальное положение, знатен он или незнатен, богат или беден, а коренные свойства и всеобщие чувства. К ним относятся переживания любви, смерти, страха, надежды, гибели, спасения. Все люди бывают недовольны, и время от времени из их уст раздается ропот, все на что-то надеются, чего-то опасаются, испытывают время от времени страх, и все знают, что рано или поздно умрут. В большинстве баллад Жуковского герой, героиня или оба персонажа недовольны судьбой и вступают с ней в спор. Человек в балладе отвергает свою судьбу, а судьба, становясь еще более свирепой, настигает его и является в еще более страшном образе.

Жуковский начал с русских баллад. В них господствовал тон меланхолической любви, наслаждения печалью, который распространился затем на античную и средневековую баллады. постепенно тема любви уступила место нравственно-гражданским, моральным мотивам, выдержанным, однако, в лирическом ключе. Затем, во второй половине 1830-х годов, балладное творчество Жуковского иссякает, и поэт переходит к большим эпическим формам – поэмам, повестям, сказкам.

14. Жанровая модель: романтическая поэма. (Примеры)

Поэ́ма - (др.-греч. ποίημα), крупное стихотворное произведение с повествовательным или лирическим сюжетом. Поэмой называют также древнюю и средневековую эпопею (см. также Эпос), безымянную и авторскую, которая слагалась либо посредством циклизации лиро-эпических песен и сказаний (точка зрения А. Н. Веселовского), либо путём «разбухания» (А. Хойслер) одного или нескольких народных преданий, либо с помощью сложных модификаций древнейших сюжетов в процессе исторического бытования фольклора (А. Лорд, М. Парри). Поэма развилась из эпопеи, рисующей событие всенародно-исторического значения («Илиада», «Махабхарата», «Песнь о Роланде», «Старшая Эдда» и др.).

Существует много жанровых разновидностей поэмы: героическая, дидактическая, сатирическая, бурлескная, в том числе ирои-комическая, поэма с романтическим сюжетом, лирико-драматическая. Ведущей ветвью жанра долгое время считалась поэма на всенародно-историческую или всемирно-историческую (религиозную) тему.

Романтическая поэма разрушила стереотип идеального ландшафта, заменив его множеством конкретных видов пейзажей. Причем она объединила их с этнографическим обликом данного народа в общий тип миропонимания, среды, введенной в поэму на правах одного из участников ситуации. В 1823 году, вскоре после выхода «Кавказского пленника», О. М. Сомов писал: «Сколько разных обликов, нравов и обычаев представляется испытующему взору в одном объеме России совокупной! Не говоря уже о собственно русских, здесь являются малороссияне, со сладостными их песнями и славными воспоминаниями: там воинственные сыны Тихого Дона и отважные переселенцы Сечи Запорожской: все они... носят черты отличия в нравах и наружности. Что же, если мы окинем взором края России, обитаемые пылкими поляками и литовцами, народами финского и скандинавского происхождения, обитателями древней Колхиды, потомками переселенцев, видевших изгнание Овидия, остатками некогда грозных России татар, многоразличными племенами Сибири и островов, кочующими поколениями монголов, буйными жителями Кавказа, северными лапландцами и самоедами...» 26 Почти все эти «подсказки» были реализованы романтической поэмой (а также другими жанрами, прежде всего - повестью).

Однако важнейшее изменение, которое принесла с собою романтическая поэма, протекало в сфере соотношения описанного мира чувств, размышлений и действий с художественным субъектом. В элегии и дружеском послании таким субъектом было авторское «Я». В поэме же - третье лицо - «Он». Тынянов писал о персонаже типа пушкинского пленника, что он «в поэме был рупором современной элегии, стало быть конкретизацией стилевых явлений в лицо» 27 . Добавим: не только стилевых, но и событийно-фабульных, то есть общего конфликта, центром которого стало третье лицо, «Он».

С точки зрения сегодняшнего (конечно, схематизирующего, хотя дело не в этом) литературного сознания в романтической поэме типа «Кавказского пленника» к центральному персонажу «прибавляется» автор, к эпическому началу - лирические элементы. Между тем для современников Пушкина все было наоборот: к лирической и авторской основе «прибавлялся» персонаж. Такой восприятие поэмы отражало ее оригинальность как жанра романтического.

А вообще для ответа на этот вопрос особенно хороша статья Баратынского, откуда я немного взял информации. Просто у него очень сложно что-то вырывать, для подчитки по данному вопросу вполне полезная вещь: http://baratynskiy.lit-info.ru/baratynskiy/articles/mann-dinamika-romantizma/romanticheskaya-poema-kak-zhanr.htm


Похожая информация.


П ритча – иносказательный рассказ, характеризующийся моральным пафосом и дидактикой, чаще всего религиозной (обилие притчей в Евангелии, в частности «Притчи Соломона»). Иногда притчи назывались баснями (А.Сумароков).

Притча - малая эпическая прозаическая форма, нравственное поучение в аллегорической форме. Притча отличается от басни тем, что свой художественный материал черпает из челове­ческой жизни (евангельские притчи, Соломоновы притчи).

Э ссе, по-видимому, самая свободная форма изложения авторских мыслей. Эссеистика часто несет на себе черты парадоксальности, она нарушает все законы «чистых» жанров, часто одновременно вбирает в себя научный, публицистический и беллетристический стили.

Эссеистика имеет давнюю историю. Наиболее известным ее представителем, чуть ли не духовным отцом считается М.Монтень с его «Опытами».

Эссеистами были люди, которые даже в своих художественных произведениях тяготели к острой общественной проблематике. К ним были близки ученые-естествоиспытатели, торопившиеся донести до читателей свои, пусть еще не окончательно оформившиеся взгляды на природу. Иногда эссеисты предполагали своими текстами полемизировать с чем-то, получившим общее признание. Таково пушкинское «Путешествие из Москвы в Петербург» и «Дневник писателя» Ф.Достоевского, где отдельные части обширного повествования не очень связаны между собой тематически, но зато содержат некий философско-публицистический вызов общественному и литературному мнению.

Билет 10

Лирические жанры: элегия и ода, эпиграмма и эпитафия

Элегия (от греческого eleos - жалобная песня) - малая лирическая форма, стихотворение, проникнутое настроением грусти и печали. Как правило, содержание элегий составляют философ­ские размышления, грустные раздумия, скорбь.

Эле́гия (др.-греч. ἐλεγεία) - жанр лирической поэзии. В новоевропейской поэзии элегия сохраняет устойчивые черты: интимность, мотивы разочарования, несчастливой любви, одиночества, бренности земного бытия, определяет риторичность в изображении эмоций; классический жанр сентиментализма и романтизма.

Элегия в русской литературе

Элегией назвал Жуковский свое стихотворение «Море».

В первой половине XIX века давать своим стихотворениям названия элегий было распространено, особенно часто свои произведения называли элегиями Баратынский, Языков и др.; впоследствии, однако, это вышло из моды.

Элегия - лирическое произведение с печальным настроением. Это может быть жалобное, скорбное стихотворение о безответной любви, размышление о смерти, о мимолетности жизни, а могут быть и грустные воспоминания о прошедшем. Чаще всего элегии пишутся от первого лица.

Элегия (лат. elegia от греч. elegos жалобный напев флейты) – жанр лирики, описывающий печальное, задумчивое или мечтательное настроение, это грустное раздумье, размышление поэта о быстро текущей жизни, об утратах, расставании с родными местами, с близкими людьми, о том, что радость и печаль переплетаются в сердце человека... В России расцвет этого лирического жанра относится к началу XIX века: элегии писали К.Батюшков, В.Жуковский, А.Пушкин , М.Лермонтов , Н.Некрасов, А.Фет; в ХХ веке - В.Брюсов, И Анненский, А.Блок и др.

Возник в античной поэзии; первоначально так называли плач над умершим. Элегия основывалась на жизненном идеале древних греков, в основе которого лежала гармония мира, соразмерность и уравновешенность бытия, неполные без грусти и созерцательности, эти категории и перешли в современную элегию . Элегия может воплощать как жизнеутверждающие идеи, так и разочарование. Поэзия XIX века еще продолжала развивать элегию в "чистом" виде, в лирике ХХ века элегия встречается, скорее, как жанровая традиция, как особое настроение. В современной поэзии элегия - это бессюжетное стихотворение созерцательного, философского и пейзажного характера.

Ода (от греческого ode - песня) - малая лирическая форма, стихотворение, отличающееся торжественностью стиля и возвышенностью содержания.

О́да - поэтическое, а также музыкально-поэтическое произведение, отличающееся торжественностью и возвышенностью, посвященное какому-нибудь событию или герою.